Идеальная Россия
Образ идеальной России, сложившийся в конце XIX – начале ХХ века, по которому тосковала русская эмиграция, грустила недобитая в сталинское время интеллигенция и на который со скепсисом взирают современные интеллектуалы, вряд ли можно найти в дореволюционной литературе. Даже у Тургенева и Толстого неизбежно присутствует некоторая интеллигентская червоточинка сомнения, нарушающая гармонический образ идеального русского мира. Потом, уже в эмиграции, Бунин рискнет нарисовать этот идеал — но это будет скорее пространство воспоминания, чем зарисовки с натуры. Тем не менее идеал этот и в XIX веке был дан вполне отчетливо и материально — в русском изобразительном искусстве, откуда и перешел незаметно в русское культурное сознание и укоренился там исключительно прочно.
Речь в данном случае, конечно, не о роскошных купчихах с картин Кустодиева, которые для современной культуры представляют скорее анекдотический и утопический образ России. Речь о двух художниках, отразивших природную и человеческую красоту России так, как она виделась только им. Идеалистическая живопись Венецианова — прежде всего «Спящий пастушок» и «На жатве», запечатлевавшая преимущественно жанровые сценки из жизни крестьян, стала для интеллигенции XIX века источником представлений о русской душе с ее одухотворенной тишиной и внутренним спокойствием. Неслучайно венециановские портреты были так популярны, что образовалась целая «венециановская школа».
Внутренний свет русской природы увидел и запечатлел другой художник — Архип Куинджи, чьи пейзажи, конечно, вряд ли смогут конкурировать по известности с полотнами Левитана или Шишкина, но по производимому впечатлению даже на непросвещенного зрителя картины Куинджи незабываемы. «Березовая роща», наполненная светом, идущим от невидимого солнца, и «Лунная ночь» со столь же неповторимым эффектом освещения стали символом русской природы и русского духа, воспринимаясь не просто как пейзажи, но как запечатленное мистическое озарение о тайнах бытия.