ПРЕДИСЛОВИЕ

Статьи и публикации ХV Блоковского сборника посвящены проблематике, продолжающей традицию последних изданий этой серии. Они затрагивают широкий круг вопросов, связанных с возникновением и эволюцией русского символизма, а также с последующей его рецепцией в литературе.

К настоящему времени все более очевидным становится тот факт, что "новое искусство", зародившееся в России в начале 1890-х гг., гораздо теснее связано с предшествующим и современным ему литературным процессом, чем принято было считать в исследованиях последних десятилетий. Так, например, труды о символизме, публиковавшиеся на страницах предыдущих Блоковских сборников - это фундаментальные исследования, описывающие особенности структуры символистских текстов (и подчеркивающие новаторство этих текстов в русской литературе), а также те аспекты взаимосвязи символистов с предшествующей литературной традицией, которые были декларированы самими участниками направления. В работах З. Г. Минц, посвященных поэтике символизма ("Функция реминисценций в поэзии Блока" - 1973, "О некоторых "неомифологических" текстах в творчестве русских символистов" - 1979 и многих других), описываются такие существенные особенности поэтики русского символизма, как неомифологизм, структура символа и полицитатность. Все эти свойства внутренней организации символистских текстов хорошо осознавались самими представителями направления и выдвигались ими как доминантные и новаторские (начиная с книги Мережковского "О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы" и заканчивая теоретическими статьями А. Белого и Вячеслава Иванова). С другой стороны, оба поколения русских символистов не только объявили своими литературными предшественниками Гоголя, Достоевского, Толстого, а также Лермонтова, Фета и Тютчева, но и постарались объяснить механизмы литературного наследования в многочисленных теоретических и литературно-критических статьях. Именно эти объяснения и привлекали, в первую очередь, тех, кто изучал традиции русской литературы ХIХ века в символистских произведениях.

Умолчание о некоторых принципиально важных литературных предшественниках было свойственно символизму в целом на протяжении всей его эволюции. По сути дела, замалчивается Тургенев - автор необычайно важный для всего направления, предвосхитивший многие особенности поэтики символистских текстов, особенности, заявленные самими символистами как новаторские находки. Замалчивание касается и такого важного для символистов прозаика, как Н. С. Лесков. Причины и формы подобного замалчивания, их аналогии с предшествующими и последующими историко-литературными эпохами предстоит еще выяснить.

Таким образом, исследователи 1960-80-х гг. во многом ориентировались на теоретические декларации самих символистов, стремившихся объявить себя подлинными новаторами в культуре и, вместе с тем, четко обозначить имена своих предшественников в литературе. Очевидно, что символистские самоописания были ориентированы на целенаправленный отбор культурных фактов и поэтому многие из них (весьма существенные для становления символистской "картины мира") оказались исключенными из автометаописаний. Одной из задач, стоящих перед современными исследователями, является реконструкция тех линий литературной эволюции модернизма, которые не описаны ни самими представителями "нового искусства", ни исследовательской традицией.

Работа Е. Ивановой и Р. Щербакова "Альманах В. Брюсова "Русские символисты": судьбы участников", а также статья Д. Элсворта "Я и другие в романе Ф. Сологуба "Тяжелые сны"" посвящены раннему этапу развития русского символизма. Материал, приводимый в первой из названных статей, в частности, демонстрирует, что декадентские "мистификации" (например, придумывание Брюсовым поэтических псевдонимов) не всегда были напрямую связаны с декадентской эстетикой, а объяснялись гораздо проще - стремлением основоположников нового направления войти в литературу и укрепиться в ней. На такую же тесную связь с литературным процессом своего времени указывает и анализ этической проблематики в романе Сологуба "Тяжелые сны", произведенный Джоном Элсвортом.

В статьях Е. Нымм. ""Новый человек" в повести И. Ясинского "Учитель" (1886)" и Л. Пильд "Н. С. Лесков в оценке Мережковских" основное внимание уделяется анализу имплицитных типологических и генетических параллелей между "новым" искусством и литературной традицией второй половины ХIХ века.

Целый ряд работ, публикуемых в сборнике, углубляет наше представление не только об историческом, но и синхронном функционировании символизма. Выявлению подтекстов, не замеченных комментаторами А. Блока, посвящена работа О. Ронена "Из заметок к "Полному собранию сочинений" Александра Блока". В статьях О. Лекманова "Недотыкомка и Незнакомка (о двух подтекстах "Серебряного голубя" Андрея Белого)" и Е. Григорьевой "Федор Сологуб в мифе Андрея Белого" рассматривается соответственно функциональный и теоретический аспекты восприятия "чужого слова" в символистских художественных текстах.

Вопросы рецепции индивидуального творчества символистов (внутри самого направления, а также за его хронологическими пределами) затрагиваются в статьях А. Грачевой ("К истории отношений Алексея Ремизова и Федора Сологуба (Введение к теме)") и Р. Войтеховича ("Брюсов как римлянин в "Герое труда" Марины Цветаевой"). В сообщении Г. Пономаревой "К рецепции творчества З. Н. Гиппиус в Эстонии (1920-1930-е гг.)" рассматривается целый ряд случаев обращения к литературному наследию Гиппиус в русскоязычной прессе Эстонии 1920-30-х гг.

Сборник завершается ценной архивной публикацией А. Лаврова "Юношеские стихотворения Сергея Соловьева в Рабочих тетрадях Александра Блока".