«КЕРИМ-ГИРЕЙ, КРЫМСКИЙ ХАН» А. А. ШАХОВСКОГО И
«БАХЧИСАРАЙСКИЙ ФОНТАН» А. С. ПУШКИНА
(трансформация образов главных персонажей) ^*

МАРИЯ РЕППО-ШАБАРОВА

28 сентября 1825 г. на сцене Петербургского театра была поставлена пьеса А. А. Шаховского «Керим-Гирей, крымский хан»¹. В афише она была обозначена как «романтическая трилогия», содержание которой заимствовано из поэмы Пушкина «Бахчисарайский фонтан»² и «многие его стихи сохранены целиком» (Ш, 1).

Представленное тогда сочинение Шаховского нельзя назвать инсценировкой пушкинского текста, это самостоятельное экспериментальное произведение по мотивам поэмы. Драматург сохраняет сюжет «Бахчисарайского фонтана», но переакцентирует его содержание. Как литератор старшего поколения, театрализируя «модное» романтическое произведение, Шаховской переосмысляет его со своих литературных позиций: происходит жанровая, сюжетная трансформация и переосмысление характеров. Основной акцент делается на противопоставлении Востока и Запада, в первую очередь — на противопоставлении двух религий. Появляются новые сюжетные линии, которые Шаховской развивает из одной-двух строк поэмы, а также новые герои, не имеющие соответствия в поэме, действия же главных героев окружаются новыми подробностями. Не случайна и трехчастная композиция пьесы: как видно из статьи драматурга 1840 г., это была с его стороны попытка воссоздать на русском театре античную трилогию по образцу Эсхила³. Также было интересным включение в текст пьесы стихов Пушкина, что современники расценивали как соревнование⁴.

Известно, что в литературных кругах отношение к трилогии Шаховского было в основном ироническим. Так, например, А. С. Грибоедов в письме назвал «Керим-Гирея» «чудным саладом»⁵. В том же тоне на пьесу отозвались Н. Н. Раевский, В. Л. Пушкин, С. Т. Аксаков. Сам автор относился к своим переделкам, как к «смелым подвигам», а литераторы, близкие к Шаховскому, как отметил исследователь А. А. Гозенпуд, «были склонны расценивать их как некий этап к грядущему синтезу жанров»⁶. В 1820-е гг. русская драматургия, во многом остававшаяся на позициях XVIII в., на фоне развития новых тенденций в русской поэзии, явно нуждалась в реформировании, и поиски новых форм были актуальны. Трилогия Шаховского «Керим-Гирей» не раз упоминалась в исследовательских работах, посвященных Пушкину, но особого внимания ей не уделялось. Однако это произведение остается любопытным феноменом как перевод с языка одного рода литературы на другой, и потому требует серьезного рассмотрения.

В данной статье мы остановимся только на отдельных моментах трилогии, в частности, попытаемся интерпретировать трансформацию некоторых образов персонажей.

Каждая часть трилогии «Керим-Гирей» имеет свое название: «Татарский стан», «Польский замок», «Бахчисарайский фонтан». Первые две части служат предысторией, основной же сюжет развивается в третьей, самой объемной части трилогии.

В первой части действуют татары, расположившиеся лагерем недалеко от польского замка, и пленные поляки. Задача этой части — показать различие психологии поведения героев, относящихся к двум разным «мирам», восточному и западному; при этом драматург акцентирует принадлежность своих персонажей к разным религиям.

Главными героями второй части являются княжна Мария и друг ее отца Артур. В конце действия на замок нападают татары, и Гирей берет в плен польскую княжну. Цель этой части — противопоставление христианского мира мусульманскому, выведенному в первой части, через раскрытие образа Марии.

В поэме Пушкина Мария до плена — это юная, всеми любимая девушка, ведущая вполне светский образ жизни: «Свой независимый досуг / В отцовском замке меж подруг / Одним забавам посвящала» (П, 181).

Шаховской переосмысляет образ Марии, вводит новые подробности: отец Марии очень болен, поэтому свой досуг героиня посвящает только ему. Мария у Шаховского серьезна и очень набожна. Также переосмысляется отношение героини к собственной судьбе. Если в поэме Пушкина она не замужем потому, что «в тишине души своей она любви еще не знала» (П, 181), но предполагается, что в скором времени это случится, то в пьесе Мария отказывает женихам по другим причинам. Княжна считает, что пока жив отец, она должна быть с ним, так как «Сделавшись женою / И матерью, она хоть станет жить с отцом, / Но сердце в ней делиться / На многие старания должно» (Ш, 12). Но и после смерти отца она не собирается выходить замуж: «Иль неизвестно им <женихам>, что я с моим отцом, / Пока он жив не рaзлучуся? / Что только я пещись хочу об нем. / Когда ж его лишуся, / То и тогда затем останусь жить, / Чтобы Творца молить за душу некогда боримую страстями» (Ш, 19).

Из текста видно, что религиозность Марии принципиальна для драматурга. Можно, однако, предположить, что такая трансформация образа носит аллюзионный характер: многие детали образа княжны находят соответствие в биографии графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской (религиозность, отказ от замужества, привязанность к отцу). В 1824 г. об Орловой много говорили в свете — в связи с ее значительной ролью в церковной жизни⁷. Однако неизвестно, ощущали ли современники сходство Орловой с Марией, поэтому на подобном истолковании образа мы не настаиваем.

В третьей части трилогии действие происходит в ханском дворце в Крыму. Здесь Шаховской следует сюжетной канве поэмы Пушкина (покинутая Заремa из ревности убивает польскую княжну и погибает сама), но окружает ее новыми деталями: заговор татар против Гирея и Марии, убийство Гиреем Артура, религиозные сомнения Гирея и т. д. Третья часть отличается от первых двух особой авторской ремаркой: «драма в 3-х действиях». Здесь наконец появляются все главные герои трилогии: Гирей, Мария и Заремa.

У Пушкина Мария, заключенная в Бахчисарайском дворце, «в неволе тихо увядая», «плачет и грустит». Все ее помыслы обращены к Богу: «Там день и ночь горит лампада / Пред ликом девы пресвятой; / Души тоскующей отрада, / Там упованье в тишине с смиренной верой обитает» (П, 182). Но в пьесе Мария, в отличие от пушкинской героини, не просто смиряется со своей участью, а начинает проповедовать Гирею христианство: «Так ты, Гирей, мне позволяешь / Хранить отеческий обряд, / Но сам в неверьи погибаешь» (Ш, 26).

Образ Заремы наиболее близок к своему литературному прототипу: через противопоставление психологий двух героинь (Заремы и Марии) раскрывается различие их «миров» (восточного и западного). Соотнесенность образов демонстрирует заимствование монолога Заремы из текста «Бахчисарайского фонтана» («Я шла к тебе, / Спаси меня; в моей судьбе / Одна надежда мне осталась…» — П, 186). Но Шаховской и здесь несколько трансформирует образ. Если пушкинская Заремa полностью поглощена страстью, то в пьесе усилена религиозность героини. Драматург воспользовался пушкинскими строками, где Заремa вспоминает свое прошлое: «Грузинка! Все в душе твоей / Родное что-то пробудило» (П, 185); в конце трилогии Шаховского умирающая Заремa возвращается к христианской вере: «Заремa бросилася в волны, / Призвавши Бога христиан» (Ш, 49–50).

Образ хана в поэме Пушкина не раскрыт: по мнению Б. В. Томашевского, он «не более, как мелодраматическая фигура»⁸. В пьесе образ Керим-Гирея более развернут. Он противоречив: с одной стороны, это герой с сильным характером, грозный правитель, который «топор сайдатов точит / На буйных головах» (Ш, 5). С другой стороны, Гирей показан Шаховским в смятении: ради любви он готов оставить веру предков. При этом любовь не делает его более великодушным: в порыве ревности он убивает Артура, а после смерти Марии, говорившей ему о христианском смирении, Гирей приказывает казнить Зарему и, как в поэме Пушкина, спешит забыть княжну в войне.

Интересно введение Шаховским новых, по сравнению с поэмой, персонажей, играющих в третьей части трилогии заметную роль. Это, например, мулла Хамид, с которым связана политическая линия — заговор в татарском войске. Именно он, разжигая в Зареме ненависть к польской княжне, толкает ее на убийство. Другой такой персонаж — Артур, тайно последовавший за княжной в Крым, чтобы поддерживать ее дух и верность христианской вере.

Исследователь Н. И. Эльяш, который рассматривал трилогию Шаховского прежде всего как инсценировку пушкинского произведения, считает, что «введенные Шaховским эпизоды и образы, которых не было в пушкинской поэме, <…> затемняли ее содержание» и «выглядели лишними»⁹. Мы подходим к этому вопросу с другой точки зрения и потому попробуем определить претексты этой части трилогии.

В пьесе Шаховского Мария, находясь в плену, сравнивает себя с Эсфирью. Воспользовавшись сравнением, мы нашли возможным сопоставить сюжет «Книги Есфирь» Ветхого Завета и третью часть трилогии «Керим-Гирей». Прежде всего обращает на себя внимание сходство сюжетных условий: в пьесе Шаховского христианка находится среди мусульман, в «Книге Есфирь» — иудейка среди язычников. По функции в сюжете каждый герой Шаховского обретает себе «персонажную пару» в «Книге Есфирь»: Керим-Гирей занимает место Артаксеркса, Зарема — Астини, Мария — Есфири, мулла Хамид — Амана, а Артур — Мардохея.

Остановимся на последних двух парах и сравним образы Хамида и Артура из трилогии Шаховского с их (возможными) прообразами — Амана и Мардохея. Хамид, как и Аман, приближен к царю. С их образами связана политическая тема: Хамид строит заговор вокруг Керим-Гирея, потому что тот желает жениться на христианке; Аман, обманывая Артаксеркса, заставляет его скрепить указ об уничтожении евреев. Хамид является противником Марии, как Аман — Есфири. Хамида изгоняют, узнав о его роли в убийстве Марии, Амана казнят, поскольку он «хочет насиловать» царицу Есфирь. Различие в том, что в образе Амана важна прежде всего его гордость, а в образе Хамида — религиозная нетерпимость.

Рассмотрим пару Артур — Мардохей. Мардохей — единственный родственник Есфири. Для Марии Артур — также единственный, оставшийся в живых близкий человек. Мардохей каждый день сидит перед дворцом, находя способы поддерживать в Есфири веру в Бога; Артур ночью приходит к дворцу хана и поет, напоминая Марии о Боге.

Интересно, что у песни Артура тоже есть ветхозаветный претекст. Отрывок «Господь небес, твой защититель, / Надейся на него. / Господь живый, живых спаситель. / Не бойся никого» (Ш, 39) является переложением 5–7 стихов 120 псалма: «Господь страж твой, Господь сень твоя, Он одесную тебя. Днем солнце не поразит тебя, ни луна ночью. Господь сохранит тебя от всякого зла, сохранит душу твою <Господь>»¹⁰.

Есть и различие в судьбе героев «Книги Есфирь» и трилогии. Если после смерти Амана царь возвеличивает Мардохея, то Артур в пьесе Шаховского погибает. Но при этом он одерживает духовную победу над Хамидом — умирая, он имеет видение: «Уж крест сияет над луной» (Ш, 42).

Из сопоставления текста «Книги Есфирь» и трилогии «Керим-Гирей, крымский хан» мы делаем вывод, что драматург в своем произведении развивает библейский сюжет. В этом случае введение образов Хамида и Артура становится принципиальным для сюжета третьей части трилогии. Отсылкой к ветхозаветной истории Шаховской пытается углубить идею произведения и дать новое значение всем персонажам.

Подводя итог, можно сказать, что переосмысление образов главных персонажей поэмы «Бахчисарайский фонтан» в трилогии «Керим-Гирей» происходит на различных уровнях. Шаховской акцентирует одни моменты поэмы и ретуширует другие, использует актуальные намеки на современность и в то же время связывает образы персонажей с библейскими. Так автор пытается создать новую драматическую форму, некий синтез, где были бы соединены традиции «новой» (романтической) и «старой» литературы. Попытка подобного соединения просматривается не только в трилогии «Керим-Гирей», но и во множестве других произведений Шаховского, созданных в эти годы (в основном, это переделки чужих поэм, повестей и романов, написанных в середине и во второй половине 1820-х гг.), поэтому трилогию Шаховского можно расценивать как составляющую этапа развития русской драматургии, когда особое внимание уделялось эксперименту. И, следовательно, трилогия «Керим-Гирей, крымский хан» должна учитываться при рассмотрении переходного этапа развития русской драматургии 1820-х гг.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Шаховской А. А. Керим-Гирей, крымский хан // Пантеон русского и всех европейских театров. СПб., 1841. Ч. 4. Кн. 11. С. 1–50. Далее в тексте в скобках Ш, с указанием страницы. ^Назад

² Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.; Л., 1949. Т. 4. С. 173–201. Далее в тексте в скобках П, с указанием страницы. ^Назад

³ Шаховской А. А. История театра // Пантеон русского и всех европейских театров. СПб., 1840. Ч. 2. ^Назад

⁴ Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 4 т. М., 1956. Т. 3. С. 89–90, 521. ^Назад

⁵ Грибоедов А. С. Сочинения. М., 1988. С. 427. ^Назад

⁶ Гозенпуд А. А. Вальтер Скотт и романтические комедии Шаховского // Русско-европейские литературные связи. М.; Л., 1996. С. 47. ^Назад

⁷ Об этом см.: Пыпин А. Н. Религиозные движения при Александре I. Пг., 1916. ^Назад

⁸ Томашевский Б. В. Пушкин: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 124. ^Назад

⁹ Эльяш Н. И. Пушкин и балетный театр. М., 1970. С. 77. ^Назад

¹⁰ Книга хвалений или Псалтырь на российском языке. СПб., 1822. С. 8. ^Назад