ВЕРХОВНЫЙ УГОЛОВНЫЙ СУД ПО ДЕЛУ ДЕКАБРИСТОВ
В ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО ПРАВА
(предварительные заметки)

К. БОЛЕНКО

Несколько лет назад, в совместной работе с Н. В. Самовер, мы обратились к версии Верховного уголовного суда по делу декабристов (далее — ВУСД), созданной самими подсудимыми, и к тому влиянию, которое она оказала на дореволюционную, а затем советскую историографию этого процесса¹. Одним из наших выводов, подкрепленных также и собственным опытом изучения ВУСД², был тот, что декабристская концепция, будучи принятой историками в качестве методологической основы их трудов, имела определенные научные достоинства, однако к середине 1980-х годов, с выходом в свет семнадцатого тома документального сборника «Восстание декабристов» и монографии ныне покойного В. А. Федорова³, она оказалась практически полностью исчерпанной, и дальнейшее изучение ВУСД должно проводиться уже не столько в русле декабристоведческих штудий, сколько в рамках истории права⁴. Разумеется, в самом широком смысле этого слова, включая историю не только юридической мысли и законодательства, но и правовой культуры российского общества, а также историю функционирования юридических институтов.

К сожалению, за исключением работ дореволюционных официальных историков, почти все достижения в изучении ВУСД как юридического института связаны с декабристоведением. В основном именно историки декабризма выявляли и вводили в научный оборот материалы суда, в том числе те, в которых идет речь о юридических основаниях создания и деятельности ВУСД, а также обращали внимание на существенные детали процесса⁵. Несколько важных работ, принадлежащих перу исследователей других «специализаций», не меняют общей картины и в целом находятся в рамках тех же подходов⁶.

В историографии права подобной традиции изучения ВУСД практически не существует, причем в равной степени это относится как к дореволюционной, так и к советской историко-правовой литературе. Работы юристов, специально посвященные следствию и суду над деятелями тайных обществ⁷, вторичны по отношению к трудам декабристоведов.

Обращаясь к конкретным историко-правовым исследованиям, констатируем, что, к примеру, совершенно игнорировали ВУСД в своих фундаментальных трудах М. Ф. Владимирский-Буданов и В. Н. Латкин⁸; не более как «эпилогом указной практики о государственных преступлениях» называл его Д. А. Червонецкий⁹; никак не отмечали влияние суда над декабристами на развитие уголовно-процессуального права и применение в дальнейшем различных видов наказаний М. Т. Гернет¹⁰, М. Г. Миненок¹¹; рассматривая значение репрессивных мер по отношению к декабристам в истории применения тех или иных мер наказания, специально не выделял вклада ВУСД С. В. Кодан¹²; проигнорировано возможное влияние суда на разработку М. М. Сперанским первого проекта Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1838 года изучавшим это Уложение И. В. Архиповым¹³; ни слова не сказано о ВУСД в исследовании О. В. Андрусенко и С. В. Кодана по истории кодификации российского уголовного права в 1813–1845 годах¹⁴. Редки и не всегда конкретны ссылки на значение ВУСД в истории российского права в девятитомном издании «Российское законодательство X–XX веков»¹⁵. Как исключительное в своем роде судебное учреждение ВУСД упоминается в монографиях Н. П. Ерошкина¹⁶ и Н. Н. Ефремовой¹⁷. Примеры можно множить до бесконечности. На этом фоне справочник «Государственность России», который кроме отдельных статей, посвященных Верховным уголовным судам 1826, 1866 и 1879 годов, содержит также общую статью, посвященную этому учреждению в целом, начиная с процесса В. Я. Мировича 1764 года¹⁸, стоит рассматривать как значительный шаг вперед еще не в изучении, но уже в осмыслении истории ВУСД как юридического института, поскольку преемственности в деятельности этих учреждений в столь широком хронологическом диапазоне юристы и историки государства обычно не усматривали¹⁹, а от концепции И. Я. Воробьевой 1970 года данный взгляд выгодно отличается и большей юридической строгостью, и очевидным отказом от идеи суда над революционерами как расправы.

Из наиболее важных объективных причин вышеуказанной лакуны в историко-правовой литературе следует назвать несколько: во-первых, почти двадцатилетнюю неактуальность для самой власти полученного опыта (в отсутствие сколько-нибудь заметного антиправительственного движения вплоть до конца 1840-х годов); во-вторых, нежелание использовать этот опыт впоследствии, когда, как в деле петрашевцев, власть столкнулась с явлением вполне значительным по масштабу²⁰; в-третьих, несомненный прогресс, достигнутый еще в 1830–1840-е годы в разработке законодательства о государственных преступлениях (Свод законов 1832 года и Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года), что лишало нормативные акты, регулировавшие деятельность ВУСД, значения актуального прецедента и отодвигало его еще дальше в историческую глубину. Во второй половине века, безусловно, важную роль сыграли реформы 1860-х годов, существенно преобразовавшие все судебные институты России, длительная недоступность для исследователей и правоведов многих материалов процесса²¹, а также превращение ВУСД в факт либерального и революционного общественного сознания, что накладывало на разработку темы жесткие концептуальные ограничения и в известной степени блокировало ее изучение как события в истории российского права²².

Но основную роль играла, видимо, малая востребованность такого учреждения как Верховный уголовный суд — и во внутренней политике, и в судебной практике, и в сфере юридической мысли. Несмотря на то, что Верховный уголовный суд не позднее чем со второй трети XIX века был законодательно установленной частью российской судебной системы (об этом подробнее мы скажем ниже), к примеру, в 1851 году в обзорном сочинении о российских судебных учреждениях он даже не упоминается²³. В ходе разработки судебной реформы 1860-х годов о его создании заговорили едва ли не в последний момент, в сентябре 1864 года, при обсуждении проектов судебных уставов в Государственном совете²⁴. Очевидно, что в этих условиях и ВУСД не мог вызывать сколько-нибудь значительного интереса ни как достойный воспроизведения опыт, ни как объект исторического изучения. К примеру, в одном из энциклопедических изданий начала XX века в статье «Верховный уголовный суд» ВУСД не упомянут даже в исторической справке:

Исторически В. У. С. сложился как суд о государственных преступлениях: впервые он был учрежден в 1764 г. по делу Мировича. В первое время состав и деятельность В. У. С. не были точно регламентированы. Определенную организацию В. У. С. получил лишь с изданием Судебных уставов [1864 г.]. С этого момента перед В. У. С. прошли два громких политических дела: дело о Дмитрии Каракозове <…> и дело о Соловьеве…²⁵

В советский период существенными препятствиями к изучению ВУСД как судебного института были также долгий застой историко-правовых исследований и невнимание к стихийно складывающимся практикам в различных сферах человеческой деятельности, включая юридическую, — в то время как ВУСД для истории права, на наш взгляд, интересен не только формами и процедурами, нашедшими отражение в нормативных актах, но и возникавшими неожиданно для его организаторов коллизиями, в том числе такими, которые изменяли или ставили под угрозу изначально задуманный ход судебного процесса. Впрочем, невнимание к «практике» касается не только истории права, но и, к примеру, истории педагогики, которая развивалась преимущественно как история педагогической мысли.

Разумеется, определенную роль в молчании российских правоведов сыграло и желание Николая I пореже вспоминать о событиях междуцарствия. Однако не исключено, что свою лепту в создание традиции к умалению роли ВУСД в истории российского права внесли и некоторые высшие лица в сфере юстиции, в частности, Д. Н. Блудов, возглавивший после его смерти II Отделение императорской канцелярии и его кодификационные работы и, кстати, отнюдь не симпатизировавший к Сперанскому. Сам Сперанский специально не упомянул нормативные материалы, регулировавшие деятельность ВУСД, и его решения в «Обозрении исторических известий о Своде законов», ограничившись собирательным описанием места судебных решений в Своде 1832 года, причем в таких выражениях, что прямого указания на ВУСД и не требовалось. Так, по словам Сперанского, при составлении Свода 1832 года было решено, что «судебные решения имеют силу закона единственно в тех случаях, по коим они состоялись», однако были сделаны исключения, так как

есть судебные решения, коих сила распространена в самом их изложении на все случаи, им подобные; есть другие, кои, быв вначале частными, приняты впоследствии примером и образцом других решений и таким образом соделались общими; есть решения частные, но в них сделано изъяснение закона общего, установлен точный смысл его и отвергнуты толкования, с разумом его несообразные. <…> Подобное сему изъятие положено сделать и в решениях дел уголовных. Важнейшие из оных, особенно по преступлениям государственным <курсив наш. — К. Б.>, признано полезным сохранить в собрании²⁶.

Блудовым же в «Общей объяснительной записке» 1844 года, сопровождавшей проект Уложения о наказаниях уголовных и исправительных в Государственный совет, о ВУСД не сказано ни слова даже при рассмотрении вопроса о юридических основаниях сохранения смертной казни и внесения ее в Свод законов 1832 года (не говоря уже о других видах наказаний); не упомянут суд и его решения при описании «трудов для усовершенствования отечественного законодательства» в царствование Николая I — только II Отделение императорской канцелярии и Свод законов 1832 года²⁷. Впрочем, возможно, что невнимание к ВУСД определялось не личным отношением Блудова к суду над декабристами и к Сперанскому, а особенностями его юридических взглядов — судебные процессы как важные вехи в истории уголовного законодательства он просто не упоминает.

Между тем влияние процесса декабристов на уголовное право 1830-х годов совсем не было пренебрежительно малым и, к примеру, в Своде законов 1832 года оказывается весьма заметно²⁸. Всего ссылки на указ от 1 июня 1826 года о создании Верховного уголовного суда и особенно на указ «О преступниках, осужденных к разным казням и наказаниям» от 13 июля с высочайше конфирмованным докладом суда (ПСЗ-2. №№ 381 и 464) встречаются в 27 статьях²⁹, и это само по себе доказывает, что нормативным материалам и решениям ВУСД отводилась роль серьезного прецедента, однако важнее другое. Во-первых, Свод утверждал Верховный уголовный суд как чрезвычайную судебную инстанцию по государственным преступлениям «высшей и особенной степени их важности» (ст. 1221); согласно сноскам на законы, послужившие основанием к появлению данной статьи, примерами такового суда в России были процессы по делам В. Я. Мировича (1764), о «чумном бунте» (1771), Е. И. Пугачева (1774–1775) и декабристов (1826).

Во-вторых, несмотря на отсылки к указам, определявшим порядок создания и состав судебных коллегий по всем четырем процессам, впредь таковой порядок и состав Верховного уголовного суда устанавливался по примеру суда над декабристами:

Верховный уголовный суд составляется особенным высочайшим указом из членов Государственного совета, Правительствующего Сената и Святейшего Синода и известного числа военных и гражданских особ» (ст. 1222).

«Производство по преступлениям» в Верховном уголовном суде также в основном опиралось на опыт последнего процесса; так, во всех девяти статьях третьей главы о судопроизводстве по государственным преступлениям, в которых идет речь о Верховном уголовном суде, имеются ссылки на соответствующие указы 1826 года, а в пяти — исключительно на указ «О преступниках…» и всеподданнейший доклад ВУСД, причем процессуальной нормой становилось и деление подсудимых на разряды, и пресловутые подтвердительные допросы³⁰:

1249. Производство следствия по высшим государственным преступлениям препоручается по высочайшему повелению особенно для того назначенным лицам или комиссии.

1764 авг. (12228) и сент. 15 (12241). — 1771 нояб. 10 (13695). — 1774 дек. 19 (14230). — 1826 июн. 1 (381) и июл. 13 (464).

1250. Следствие производится по общему установленному порядку, с применением правил в предшедшем отделении предписанных.

1826 июл. 13 (464).

1251. По окончании следствия все дело поступает в Верховный уголовный суд. Заседания Верховного суда открываются чтением высочайшего указа по делу, потом донесения о произведенном следствии и подробных о каждом подсудимом сведений, составленных из поданного о них производства.

1764 авг. (12228) и сент. 15 (12241). — 1771 нояб. 10 (13695). — 1774 дек. 19 (14230). — 1826 июн. 1 (381) и июл. 13 (464).

1252. Верховный суд лично удостоверяется в подлинности актов произведенного следствия, и для сего или призывает порознь подсудимых, или наряжает для сего комиссию, им же избранную и из среды его составленную.

1826 июл. 13 (464).

1253. Таковое личное удостоверение состоит в узнании, точно ли ответы на допросные пункты учинены подсудимыми, их ли руками подписаны, не утаили ль они чего и не имеют ли еще чего объявить и дополнить.

Там же.

1254. По окончании таким образом ревизии следствия, Верховный суд приступает к чтению законов, на преступления сего рода постановленных; и если в особенных правилах, на тот случай предписанных, назначено будет определить постепенность вины: то, по соображении с делом, он определяет, в какой постепенности увеличивается или уменьшается вина подсудимых частными и особенными каждого лица обстоятельствами, и в случае значительного числа подсудимых назначает разряды разных степеней виновности, полагает наказание, каждой степени соразмерное, и по сим разрядам и степеням распределяет подсудимых.

Там же.

1255. Составя сии положения о казнях и наказаниях, Верховный суд постановляет приговор по большинству голосов. Члены Святейшего Синода, присутствующие при заключении общего протокола, сообразно правилам звания их не обязуются подписывать приговоров о смертной казни.

Там же.
Примечание: В Верховных судах, доселе бывших, члены Святейшего Синода изъявляли свое мнение следующими словами: «Слушав в Верховном уголовном суде следствие о поименованных государственных преступниках и других их сообщниках и видя собственное их во всем признание и совершенное обличение, согласуемся, что сии государственные преступники достойны жесточайшей казни, а следовательно какая будет сентенция, от оной не отрицаемся; но поелику мы духовного чина, то к подписанию сентенции приступить не можем [1764 сент. 15 (12241). — 1826 июл. 13 (464).].

1256. По постановлении таким образом приговора Верховный суд вносит оный на высочайшее усмотрение.

1826 июл. 13 (464) и авг. 22 (548).

1257. Последовавшее по сему высочайшее решение Верховный суд объявляет в полном присутствии осужденным преступникам и потом обращает все к надлежащему исполнению.

1764 авг. (12228) и сент. 15 (12241). — 1771 нояб. 10 (13695). — 1774 дек. 19 (14230). — 1826 июн. 1 (381) и июл. 13 (464).

О месте Верховного уголовного суда среди российских судебных учреждений свидетельствует тот факт, что этот суд наделялся исключительным правом выносить смертные приговоры по преступлениям против первых двух пунктов (ст. 17, 217, 223, 227)³¹, причем, в отличие от военных судов, он обладал правом самостоятельного выбора вида смертной казни (ст. 18); в тех же случаях, когда таковые преступления рассматривали обычные суды, они должны были ограничиваться лишением прав состояния, ссылкой в каторжную работу на поселение и проч.³² Исключительно Верховный уголовный суд мог приговаривать и к политической смерти (ст. 19). Таким образом, несмотря на то, что соучастники, злоумышленники и «произносители дерзких слов» против императора и его фамилии формально должны были нести то же наказание, что и организаторы и другие основные участники преступлений против жизни и чести государя (ст. 215–222), применение смертной казни за подобные преступления фактически резко ограничивалось. И все это при том, что, подчеркнем, ничто не мешало рассматривать ВУСД как частный случай, а не как прецедент, достойный возведения в норму.

Продолжая тему влияния ВУСД на развитие русского права, стоит упомянуть о том, что впоследствии статьи 1249–1257 перешли без изменения в редакции Свода 1842 и 1857 годов³³. Устав уголовного судопроизводства 1864 года, разумеется, вводил более цивилизованную процедуру, но самая идея Верховного уголовного суда как особого судебного органа по политическим преступлениям осталась без изменения³⁴; были унаследованы и некоторые черты внутренней организации: судьями были члены Государственного совета и сенаторы (правда, только председатели департаментов и первоприсутствующие в кассационных департаментах), председателем — председатель Государственного совета, прокурором — министр юстиции (ст. 1030, 1071, 1076, 1062–1065, 1112)³⁵. То есть воспроизводились важнейшие организационные формы ВУСД. Причем, аргументируя в середине столетия необходимость создания этого учреждения, его сторонники ссылались именно на опыт 1826 года³⁶.

Гораздо более тесными, чем принято считать, могут быть связи ВУСД с предшествовавшей ему правовой традицией и актуальными процессами в юридической сфере первой четверти XIX века. Так, принято считать, что Сперанский разрабатывал форму суда в первой половине 1826 года, выполняя поручение Николая I³⁷. Однако вряд ли стоит игнорировать и российскую юридическую мысль первой четверти XIX века в области уголовного и уголовно-процессуального права, в том числе в части, касающейся государственных и других особо важных преступлений. Так, идея Верховного уголовного суда в первой четверти XIX века витала в воздухе. В частности, была весьма подробно разработана самим Сперанским еще во «Введении к уложению государственных законов» (1809):

Но есть дела уголовные особенного рода, как по важности своей, так и по качеству лиц преступивших. Таковы суть преступления государственного бунта, или измены, или важного какого-нибудь потрясения государственной безопасности. Таковы суть преступления членов Совета, Государственной Думы, Сената, министров и их товарищей, главных директоров, управляющих частьми, генерал-губернаторов и губернаторов. Суд над сими лицами по особенному влиянию их примера требует особенного образования.

Для сего в самом Сенате установляется верховный уголовный суд.

Суд верховный открывается актом державной власти, изданным в Совете.

Он составляется из одной трети сенаторов обоих департаментов, их всех членов Государственного Совета, из всех министров и из известного числа депутатов Государственной Думы.

Президент сего суда на каждый случай определяется верховною властию из четырех государственных сословий.

Канцлер юстиции занимает в нем место министра юстиции; несколько сенаторов избираются для производства дела, а министр юстиции занимает место обер-прокурора.

Суд совершается установленным в законах порядком и представляется на уважение и окончательное утверждение верховной власти³⁸.

Двумя годами позже Верховный уголовный суд даже попал в «Общее учреждение министерств» — как судебный орган по делам о преступлениях, совершенных министрами (§§ 295–296)³⁹. Окончательное законодательное оформление Верховный уголовный суд должен был получить при реорганизации Сената, которую планировали осуществить в том же году. Из 282 параграфов основной части проекта «Учреждения Судебного Сената» о Верховном уголовном суде речь шла в 21:

И без детального анализа (который, конечно, необходим) заметно, что по многим положениям проект 1811 года стал основой ВУСД. Это касается и устройства канцелярии, и места в процессе генерал-прокуроров, Сената, и раздельного заседания различных «сословий». Даже порядок рассмотрения дел в Верховном уголовном суде был близок к тому, что позднее было реализовано в ВУСД: отказ от допросов подсудимых без острой на то необходимости и выделение из своего состава комиссии (в ВУСД — Ревизионной), которая должна была удостовериться в правильности следствия и доложить о том суду, который на основании этого доклада и действовал. Заслуживает внимания и та деталь, что Сперанский еще в 1811 году понимал необходимость уточнения действующего законодательства о государственных преступлениях и, вероятно, размышлял об этом.

Отказ от реформы Сената отодвигал в неопределенно далекое будущее и институциализацию Верховного уголовного суда. При этом отказался от реформы сам император, Государственным советом, несмотря на бурное обсуждение, план был одобрен⁴¹, так что самая идея Верховного уголовного суда, принципы его устройства и деятельности (в концепции Сперанского) если и не получили горячей поддержки со стороны части административной элиты, то, как минимум, не вызывали у нее реакции отторжения и во всяком случае были ей хорошо известны задолго до того, как пришлось применить их на практике.

Конечно, в 1826 году Сперанский должен был адаптировать свой проект к правовым и политическим реалиям, но опыт политических процессов XVIII века (дела В. Я. Мировича 1764 г., о «чумном бунте» 1771 г., Е. И. Пугачева 1774–1775 гг.) явно был им осмыслен, как минимум, пятнадцатью годами раньше. Это, конечно, не исключает того, что в первой половине 1826 года Сперанский был вынужден обратиться к ним снова и изучить их более пристально. Кстати, возможно, привлечение Николаем именно Сперанского к организации процесса над декабристами определялось не только деловыми качествами последнего, но и тем, что он мог быть кем-то рекомендован Николаю в качестве сотрудника, уже размышлявшего о том, как стоит реализовывать подобные «проекты».

Впоследствии идея специального высшего суда, который бы рассматривал дела по политическим преступлениям, обсуждалась в конце 1810-х – начале 1820-х годов. Так, согласно «Государственной уставной грамоте Российской империи», Сенат должен был лишиться своих судебных функций и взамен учреждались так называемые «верховные суды» — общегосударственный и в наместнических областях (наместничества должны были объединять несколько губерний). Государственный Верховный суд должен был только выносить приговоры «за все преступления в оскорбление величества, за преступления противу государства и все противозаконные поступки высших чиновников»; в него должны были входить сенаторы и лица, назначенные монархом⁴². Напомним, что в ВУСД кроме лиц этих двух категорий вошли также члены Государственного совета и Синода.

Наконец, нельзя забывать, что идея особого — не военного — суда над декабристами первоначально разрабатывалась Николаем I самостоятельно, помимо Сперанского. В январе 1826 года император дал Сперанскому для редактирования собственноручно написанный проект манифеста об учреждении такого суда⁴³.

Почему-то не принималось во внимание, что суду над декабристами предшествовало обсуждение в Государственном совете проекта нового уголовного уложения, основным новшеством которого было то, что проект 1813 года «впервые в русском уголовном праве… представлял систему наказаний в виде лестницы наказаний»⁴⁴. Существующее мнение, будто она была «на уровне закона реализована в Своде законов уголовных (1832 и 1842 гг.) и Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.»⁴⁵, требует уточнения: на практике, узаконенной Сводом 1832 года, она была реализована еще в ходе работы Разрядной комиссии ВУСД и нашла отражение в утвержденном императором итоговом докладе ВУСД на высочайшее имя.

Вероятно, более серьезное внимание стоит уделить и такому, в общем-то известному, факту, что почти единодушному голосованию судей ВУСД за такую меру наказания как смертная казнь предшествовала дискуссия в Государственном совете в 1824 или 1825 году о том, как надо толковать известные елизаветинские указы 1753 и 1754 годов, сильно ограничивавшие ее применение. Государственный совет, на основании опыта политических процессов 1764, 1771 и 1774–1775 годов, пришел почти к единодушному мнению, что действие елизаветинских указов не распространяется на преступления первых двух пунктов; возражал, как и год спустя, один Н. С. Мордвинов⁴⁶. Таким образом, соответствующие решения ВУСД принимались на основе весьма свежего толкования действующих в то время законов; кроме того, выступление Мордвинова вряд ли стоит рассматривать как акт гражданского мужества⁴⁷ (равно как и голосование за смертную казнь его коллег — как безусловное проявление сервилизма или ожесточения). Во всяком случае, для членов Государственного совета неожиданным голосование Мордвинова не было. Весьма вероятно, что впоследствии будут обнаружены тесные соответствия между предложениями по системе наказаний за различные преступления, обсуждавшиеся на заседаниях Государственного совета, с одной стороны, и предложениями отдельных судей и решениями ВУСД, касающимися конкретных подсудимых, с другой. Это тем более важно, что и в завершающей стадии разработки Уголовного уложения 1813 года, и в деятельности ВУСД ключевая роль принадлежала Сперанскому⁴⁸ и использование им на процессе идей, содержащихся в проекте Комиссии составления законов, а также мнений, высказывавшихся по поводу проекта коллегами по Государственному совету, более чем вероятно. Особенно если принять во внимание, что установлено существование преемственности между проектом Уголовного уложения 1813 года и Сводом законов уголовных 1832 года⁴⁹.

Кстати, не исключено, что зачастую солидарное или близкое голосование на процессе по предлагаемым мерам наказания многих членов именно Государственного совета определялось как раз тем обстоятельством, что еще до междуцарствия в ходе дискуссий на заседаниях Совета его членам удалось сблизить позиции по целому ряду вопросов, а также пришлось признать — тем, кто первоначально мог придерживаться иного мнения, — и безусловную благонамеренность Сперанского, и его высочайшую квалификацию как юриста.

Существенная разница в мерах наказания, предлагавшихся на процессе большей частью членов Государственного совета, с одной стороны, и большинством сенаторов, с другой, придает коллизиям, возникавшим на заседаниях ВУСД, дополнительную социальную и, возможно, политическую интригу.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Боленко К. Г., Самовер Н. В. Верховный уголовный суд 1826 года: декабристская версия в историографической традиции // Пушкинская конференция в Стэнфорде: Материалы и исследования / Под ред. Дэвида М. Бетеа, А. Л. Осповата, Н. Г. Охотина, Л. С. Флейшмана. М., 2001. С. 143–170.

² Боленко К. Г., Долгих Е. В., Самовер Н. В. 1) Новый подход к исследованию деятельности Верховного уголовного суда над декабристами // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». № 21. Минск, 1998. С. 101–102; 2) К вопросу о борьбе мнений на заседаниях Верховного уголовного суда над декабристами // Круг идей: макро и микроподходы в исторической информатике. Труды V конференции Ассоциации «История и компьютер». Минск, 1998. Т. 1. С. 96–108.

³ Восстание декабристов: Документы / Текст подг. С. В. Мироненко, С. А. Селиванова и В. А. Федоров. Предисл. и комм. В. А. Федорова. М., 1980. Т. 17: Дела Верховного уголовного суда и следственной комиссии; Федоров В. А. «Своей судьбой гордимся мы...»: Следствие и суд над декабристами. М., 1986.

⁴ Это тем более актуально, что, по всей видимости, ВУСД фактически выпал из проблематики современного декабристоведения. Так, в одном из обзоров декабристоведческой литературы тема суда затронута только два раза: при упоминании монографии В. А. Федорова «Своей судьбой гордимся мы...» и в характеристике его же книги «Декабристы и их время» (М., 1992), в которой, по мнению автора «непропорционально много места заняли следствие и суд» (Шешин А. Б. Об изучении и обобщении истории движения декабристов: (Критические заметки о советском декабристоведении 1950-х – начала 1990-х годов) // 14 декабря 1825 года: Источники, исследования, историография, библиография / Сост. П. В. Ильин. СПб.; Кишинев, 2000. Вып. 2. С. 257, 263). В другом обзоре не только не названа ни одна работа на тему суда, но и по поводу самой темы не сказано ни слова (Бокова В. М. «Больной скорее жив, чем мертв»: заметки об отечественном декабристоведении 1990-х гг. // Там же. СПб., 2001. Вып. 4. С. 497–561).

⁵ Кроме вышеназванных работ см.: Щеголев П. Е. Николай I и М. М. Сперанский в Верховном уголовном суде над декабристами // Щеголев П. Е. Декабристы. М.; Л., 1926. С. 277–292 (впервые под заглавием «Николай и М. М. Сперанский в Верховном уголовном суде над декабристами» опубликовано в газете «День», 1917. 18–20 января, затем в сборнике: Николай I и декабристы. Пг., 1919); Гессен С. Я. За кулисами суда над декабристами // Каторга и ссылка. 1931. № 1. С. 181–189; Невелев Г. А. «Истина сильнее царя...» (А. С. Пушкин в работе над историей декабристов). М., 1985. С. 21, 29–36; Федоров В. А. 1) Следствие и суд над декабристами [обзор источников] // Источниковедение истории государства и права в дореволюционной России. Иркутск, 1983; 2) Документы Верховного уголовного суда над декабристами // Социально-экономические проблемы истории России и Марийского края: Тезисы и сообщения научной конференции. Йошкар-Ола, 1990. С. 8–10; 3) Новые материалы о деятельности Верховного уголовного суда над декабристами // Освободительное движение в России. Саратов, 1992. Вып. 15. С. 162–169. Из массива биографических исследований, в которых затронута проблема суда, выделим: Эйдельман Н. Я. Лунин. М., 1970. С. 201–210. Наиболее подробный обзор российской и советской историографии по теме см.: Федоров В. А. Литература о следствии и суде над декабристами // Государственно-правовые институты самодержавия в Сибири / Отв. ред. Е. А. Скрипилев. Иркутск, 1982. С. 118–130. Ряд дополнений и уточнений к нему — Боленко К. Г., Самовер Н. В. Указ. соч.

⁶ Голицын Н. В. Сперанский в Верховном уголовном суде над декабристами // Русский исторический журнал. 1917. Кн. 1/2. С. 61–102; Рабинович М. Д. К истории суда над декабристами // Советские архивы. 1963. № 1. С. 116–120; Овчинников Р. В. Документы Е. И. Пугачева на судебном процессе декабристов // Труды Московского государственного историко-архивного института. М., 1966. Т. 24. Вып. 2. С. 174–182; Воробьева И. Я. Тайный Следственный комитет (Комиссия) и Верховный уголовный суд над декабристами (1826 г.) // Труды Московского государственного историко-архивного института. М., 1970. Т. 28. С. 529–548); Гальперин Г. Б. Процесс декабристов в дореволюционной и советской историографии // Вестник Ленинградского университета. 1976. № 23: Сер. «Экономика. Философия. Право». Вып. 4. С. 100–110. Особо следует выделить работу Воробьевой, где автор связала воедино Верховные уголовные суды 1826, 1866 и 1879 гг. и даже указала на то, что в 1906 г. Верховный уголовный суд был превращен в постоянный орган в составе Сената. Однако ценность данного пассажа значительно снижается общим отношением к Верховному уголовному суду исключительно как к инструменту расправы над революционерами и введением в этот ряд суда над петрашевцами (Там же. С. 548).

⁷ Любарский И. Следствие и суд над декабристами // Суд идет! 1925. № 24. Стлб. 1413–1424; Гернет М. Т. История царской тюрьмы. 3-е изд. М., 1961. Т. 2: 1825–1870. С. 133–153 (первоначальную редакцию под заглавием «Процесс декабристов и уголовная практика Николая I» см.: Проблемы социалистического права. 1938. Сб. 4. С. 128–170).

⁸ Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону, 1995 (с 1886 по 1915 г. монография выдержала 7 изданий); Латкин В. Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX ст.). СПб., 1909.

⁹ Червонецкий Д. А. Государственные преступления по русскому праву: Введение и 1-я глава. Юрьев, 1913. С. 28.

¹⁰ Черты сходства процессов 1826 г. над декабристами, с одной стороны, и в 1866 г. над ишутинцами, с другой (и тех, и других судил Верховный уголовный суд), по мнению автора исчерпывается тем, что оба происходили в Петропавловской крепости и в максимально быстром темпе (Гернет М. Т. История царской тюрьмы. Т. 2. С. 366).

¹¹ Миненок М. Г. Наказание в русском уголовном праве: Историко-правовой очерк: Уч. пособие. Калининград, 1985.

¹² Кодан С. В. 1) Политическая ссылка в системе карательных мер самодежавия первой половины XIX в. Иркутск, 1980; 2) Лишение прав состояния в системе карательных мер самодержавия (конец XVIII – первая половина XIX века) // Правовые проблемы истории государственных учреждений. Свердловск, 1983. С. 68–80.

¹³ Архипов И. В. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных (предпосылки, история создания, государственно-правовой анализ). Саратов, 1990.

¹⁴ Имеется лишь косвенное упоминание — а именно, что «составители Уложения [о наказаниях уголовных и исправительных] попытались учесть опыт политических репрессий против декабристов и участников национально-освободительного движения» (Андрусенко О. В., Кодан С. В. От Свода законов уголовных к Уложению о наказаниях уголовных и исправительных. Екатеринбург, 2000. С. 111). Причем под репрессиями, как показала монография С. В. Кодана 1983 г., может подразумеваться широкий спектр судебных, законодательных и административных мероприятий, среди которых суду отводится не самое важное место.

¹⁵ Нам удалось найти только два упоминания: глухое указание на то, что при составлении Уложения о наказаниях был учтен опыт суда над декабристами (Российское законодательство X–XX веков: В 9-ти т. М., 1988. Т. 6: Законодательство первой половины XIX века. С. 348; ту же формулировку см.: Развитие русского права в первой половине XIX века / Отв. ред. Е. А. Скрипилев. М., 1994. С. 174) и единственную ссылку на указ «О преступниках, осужденных к разным казням и наказаниям» с приложением доклада Верховного уголовного суда (ПСЗ-2. Т. 1. № 464) при комментировании одной из конкретных статей Уложения (Российское законодательство X–XX веков. Т. 6. С. 351).

¹⁶ Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. 4-е изд., перераб. и доп. М., 1997. С. 141.

¹⁷ Ефремова Н. Н. Судоустройство России в XVIII – первой половине XIX вв.: Историко-правовое исследование. М., 1993. С. 176. Впоследствии данная характеристика без изменений воспроизведена в коллективном труде «Развитие русского права в первой половине XIX века / Отв. ред. Е.А. Скрипилев» (М., 1994. С. 236), где Н. Н. Ефремовой написана глава о судоустройстве.

¹⁸ Воробьева Ю. С. Верховный уголовный суд // Государственность России: Словарь справочник. М., 1996. Кн. 1: А–Г. С. 63.

¹⁹ К примеру, введение Верховного уголовного суда в Судебные уставы 20 ноября 1864 года не связывал с Верховным уголовным судом над декабристами Б. В. Виленский (Виленский Б. В. Судебная реформа и контрреформа в России. Саратов, 1969. С. 307). В упомянутой монографии Н. П. Ерошкина после упоминания о ВУСД Верховный уголовный суд встречается лишь однажды — в сообщении о его ликвидации при Временном правительстве (С. 282). В указателе учреждений ВУСД и Верховный уголовный суд представлены отдельно.

²⁰ Петрашевцы были осуждены Особой военно-судной комиссией.

²¹ Первыми историками, ознакомившимися с этими документами, были Н. Ф. Дубровин и Н. К. Шильдер (Федоров В. А. «Своей судьбой гордимся мы...» С. 5).

²² Заметим также, что в рамках парадигмы «освободительного движения» судебные учреждения неизбежно отходили на второй план в сравнении с учреждениями полицейскими.

²³ Троцина К. История судебных учреждений в России. СПб., 1851. Нет Верховного уголовного суда и в более раннем варианте этого сочинения (Он же. История судоустройства в России от времен великого князя Иоанна III до наших дней. Киев, 1847). Проигнорирован он и в обзоре дореформенных судебных учреждений России в современном исследовании (Коротких М. Г. Судебная реформа 1864 г. в России (сущность и социально-правой механизм формирования). Воронеж, 1994. С. 29–41).

²⁴ Дела о государственных преступлениях первоначально предполагалось рассматривать в судебных палатах (Основные положения преобразования судебной части в России, высочайше утвержденные государем императором в 29 день сентября 1862 года. М., 1863. С. 72–73; Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. 3-е изд, пересм. и доп. СПб., 1902. Т. 1. С. 326–328).

²⁵ А. Т. Верховный уголовный суд // Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. 11-е стереотип. изд. М., б.г. Т. 9: Великобритания-Вехт. Стлб. 593–594.

²⁶ Сперанский М. М. Обозрение исторических известий о Своде законов // Сперанский М. М. Руководство к познанию законов / Отв. ред. И. Д. Осипов. СПб., 2003. С. 160–161. Как подчеркивала советская исследовательница Свода 1832 года, «деятельность по созданию Свода не была простым воспроизведением источников, а в отдельных случаях являлась переработкой нормативно-правового материала»; также и «окончательная деятельность по созданию Свода была отмечена творческим подходом к разработке системы сборника, принципов его построения, отбора нормативного материала и т.д.» (Сидорчук М. В. Систематизация законодательства России в 1826–1832 годах. Автореф. … канд. юр. наук). Л: ЛГУ, 1983. С. 15, 20–21).

²⁷ Проект Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, внесенный в 1844 году в Государственный совет, с подробным означением оснований каждого из внесенных в сей проект постановлений. СПб., 1871. С. XII, LI–LIX. Не исключено, что таким образом Блудов стремился не напоминать о той роли, которую он играл в Следственной комиссии, а затем и в суде над декабристами.

²⁸ Примечательно, что даже в статье Ю. С. Воробьевой о Верховном уголовном суде как таковом в библиографии есть ссылка только на Устав уголовного судопроизводства 1864 г., и отсутствует — на Свод законов 1832 г. (Государственность России: Словарь справочник. Кн. 1. С. 63).

²⁹ Ст. 17–18 (Кн. 1: О преступлениях и наказаниях вообще. Раздел 1: О существе преступлений и разных родах казней и наказаний. Гл. 2: О разных родах казней и наказаний. Отд. 1: О смертной казни); ст. 19 (там же. Отд. 2: О смерти политической); ст. 22 (там же. Отд. 3: О лишении прав состояния); ст. 141 (там же. Гл. 5: Об освобождении от наказания, отсрочке и отмене оного. Отд. 2: О обстоятельствах, по коим наказание отлагается или вовсе отменяется. I: Побег преступника); ст. 148 (там же. VII: Помилование); ст. 217–220, 222 (там же. Раздел 3: О преступлениях государственных по первым двум пунктам. Гл. 2: О наказаниях за преступления противу священной особы государя императора и членов императорского дома); ст. 223–224, 227–228 (там же. Гл. 3: О наказаниях за бунт и государственную измену); ст. 248 (там же. Раздел 4: О преступлениях против правительства. Гл. 5: О запрещенных сходбищах и незаконных и тайных обществах); ст. 1221–1222 (Кн. 2: О судопроизводстве по преступлениям. Раздел 7: Об особенных родах судопроизводства по делам уголовным. Глава 3: О судопроизводстве по государственным преступлениям против первых двух пунктов. Отд. 1: О подсудности); ст. 1249–1257 (Там же. Отд. 2: О производстве по преступлениям противу первых двух пунктов в особо-учреждаемых Верховных судах и в Правительствующем Сенате. I: Производство в Верховном уголовном суде).

³⁰ Известно, что декабристов призвали в суд единственный раз, для заслушивания вынесенного им приговора. Участие подсудимых в процессе было ограничено возможностью бегло ознакомиться со взятыми с них показаниями и их ответами на три вопроса: их ли рукой написаны показания; добровольно ли они были даны; не имеют ли они исправлений и добавлений к данным ранее показаниям. Лишение их права защищаться было важным пунктом в декабристской версии суда над ними как неправого, хотя, по мнению некоторых правоведов, вполне соответствовало тогдашней «системе уголовного производства» (Нольде А. Э. М. М. Сперанский: Биография. М., 2004. С. 193–194).

³¹ Смертная казнь предусматривалась также за некоторые военные преступления, а также преступления, связанные с нарушениями карантинного режима.

³² Эта норма, в отличие от прочих, привлекала внимание правоведов, хотя они и не связывали Верховный уголовный суд как таковой с судом над декабристами. См.: Есипов В. В. Очерк русского уголовного права. Часть общая. Варшава, 1894. С. 357–358; Червонецкий. Указ. соч. С. 28; Миненок М. Г. Указ. соч. С. 11; Андрусенко О. В., Кодан С. В. Указ. соч. С. 43; Жильцов С. В. Смертная казнь в истории России. М., 2002. С. 183–184.

³³ В Сводах 1842 и 1857 гг. изменились только номера статей — соответственно ст. 1448–1457 и 619–628.

³⁴ К прерогативам Верховного уголовного суда относилось также рассмотрение дел о преступлениях высших должностных лиц.

³⁵ Набоков В. Верховный уголовный суд // Словарь юридических и государственных наук. СПб., 1902. Т. 1. Вып. 4. Стлб. 1723.

³⁶ Фойницкий И. Я. Указ. соч. С. 326.

³⁷ См., например: «Разрабатывая порядок деятельности Верховного уголовного суда, он тщательно изучил материалы политических процессов времен Екатерины II. <…> Вместе с тем целый ряд норм Сперанский разработал сам, независимо от предшествующего опыта, ориентируясь исключительно на главную цель затеянного императором судилища» (Томсинов В. Сперанский. М., 2006. С. 374). О том же ранее: Щеголев П. Е. Указ. соч. С. 284; Воробьева И. Я. Указ. соч. С. 542; Федоров В. А. М. М. Сперанский и А. А. Аракчеев. М., 1997. С. 213 и др.

³⁸ Введение к Уложению государственных законов (план всеобщего государственного образования) // Сперанский М. М. Указ. соч. С. 377. В кратком изложении и с несколько другим названием, «Высший уголовный суд», тот же проект см. в «Кратком начертании государственного образования» (1809) (Сперанский М. М. Проекты и записки / Подг. к печ. А. И. Копанев и М. В. Кукушкина. Под ред. С. Н. Валка. М.; Л., 1963. С. 277). Любопытно, что некоторые исследователи, обращая внимание на разработку Сперанским идеи Верховного уголовного суда, никак не связывали ее с ВУСД (Кодан С. В. 1) Божией милостью Чиновник: М. М. Сперанский и Российское государство. Екатеринбург, 2001. С. 117; 2) Проекты преобразований политико-правовой системы России М. М. Сперанского. Екатеринбург, 2003. С. 77; Селютина А. И. Реализация основных принципов судебной реформы по проекту М. М. Сперанского в судебных уставах 1864 г. // Государственные реформы М. М. Сперанского в исторической ретроспективе: Материалы конференции 30 сентября – 1 октября 2004 г. / Отв. научн. ред. Г. А. Антипов. Новосибирск, 2005. С. 69). Малообъяснимо, но В. А. Федоров, профессионально занимавшийся как следствием и судом над декабристами, так и жизнью и творчеством Сперанского, также не придал значения этому пассажу во «Введении к уложению государственных законов» и не связал его с ВУСД ни в упомянутой выше монографии о следствии и суде, ни в работах о Сперанском. Более того, по его мнению, в плане Сперанского, Судебный Сенат «являлся и Верховным уголовным судом» (Федоров В. А. 1) Михаил Михайлович Сперанский // Российские реформаторы (XIX – начало XX в.) / Сост. и отв. ред. А. П. Корелин, вст. ст. А. Н. Сахарова. М., 1995. С. 53; 2) М. М. Сперанский и А. А. Аракчеев. С. 71).

³⁹ Цит. по: Российское законодательство X–XX веков. Т. 6. С. 123.

⁴⁰ Шильдер Н. К. Император Александр Первый: его жизнь и царствование. СПб., 1904. Т. 3. С. 433–469.

⁴¹ Чибиряев С. А. Великий русский реформатор: Жизнь, деятельность, политические взгляды М. М. Сперанского. М., 1989. С. 89–90.

⁴² Мироненко С. В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в России в начале XIX в. М., 1989. С. 195.

⁴³ Федоров В. А. «Своей судьбой гордимся мы...». С. 210.

⁴⁴ Андрусенко О. В., Кодан С. В. Указ. соч. С. 18.

⁴⁵ Там же.

⁴⁶ Солодкин И. И. Очерки по истории русского уголовного права. С. 26–27; Федоров В. А. Указ. соч. С. 254.

⁴⁷ См., например: Raeff M. Michael Speransky. Statesman of Imperial Russia. 1772–1839. 2-nd revised ed. Martinus Nijhoff, 1969. P. 316.

⁴⁸ В середине июля 1821 г. Сперанский был назначен членом Департамента законов Государственного совета, а с августа 1823 г. состоял также главноуправляющим Комиссии составления законов.

⁴⁹ Андрусенко О. В., Кодан С. В. Указ. соч. С. 13–20.

Кириллица, или Небо в алмазах: Сборник к 40-летию Кирилла Рогова. Содержание

Дата публикации на Ruthenia 8.11.2006.