Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. VI (Новая серия): К 85-летию Павла Семеновича Рейфмана. Тарту: Tartu Ülikooli Kirjastus, 2008. С. 264–280.

ИЗ КОММЕНТАРИЕВ К «АВИО-РАССКАЗУ»
МИХ. ИВАННИКОВА

АЛЕКСАНДР ДАНИЛЕВСКИЙ

Начнем с небольшого предисловия.

Свершенное в науке профессором П. С. Рейфманом отличает, на мой взгляд, некая несуетливая основательность, помноженная на стремление все довести до совершенства. Эта особенность его исследовательского дарования представляется мне наиболее достойной подражания, — я и подражаю — разумеется, в меру отпущенных сил и способностей. Прежде всего — в деле подготовки уже давно замысленного однотомника эмигрантского прозаика Михаила Дмитриевича Иванникова (1904–1968)¹, очень, кстати сказать, Павлу Семеновичу понравившегося (равно как и проф. Л. И. Вольперт и акад. М. Л. Гаспарову²). Памятуя о Павле Семеновиче, много лет вынашивавшем план исследования о цензуре в России и ныне его без спешки реализующем, также предпочитаю не торопиться — особенно с завершением комментариев к иванниковским текстам: комментирование, как известно, не терпит скоропалительности, но взыскует въедливой дотошности. Тем более, что и издать книгу охотников пока не нашлось. Опасаюсь, что по достижении возраста Павла Семеновича придется (скрепя сердце) и мне

счесть проделанную работу относительно завершенной и, подобно юбиляру, «вбить» свой бесконечный текст во Всемирную сеть. Пока же решаюсь предложить лишь нечто отдаленно похожее на чаемый мной «тотальный комментарий», — в надежде, что и это «нечто» послужит кому-либо из исследователей русской эмигрантской литературы 1-й волны, а Павлу Семеновичу даст пищу для интересных воспоминаний и далеко идущих размышлений³.

* * *

Комментируемый текст — отрывок из опубликованного в 1936 г. в «Современных записках» рассказа (см.: Иванников М. Авио-рассказ // Современные записки. Париж, 1936. № 61. С. 137–146), представляющего собой своеобразный отчет о том, как подчеркнуто буднично и прозаично осуществилась с детства лелеемая рассказчиком мечта — подняться в воздух на летательном аппарате.

Рассказ привлек внимание ведущих литературных критиков русского Зарубежья. Первым откликнулся в рижском «Сегодня» П. М. Пильский. По его мнению, Иванников развивается под «несомненным влиянием» В. Сирина-Набокова, что «сразу угадывается в самом ритме его повествований, в складе фраз, в искании незажеванных слов» (Пильский П. Новая книга «Современных Записок» // Сегодня. 1936. 28 июля. № 206. С. 2). Критик не преминул перечислить стилевые и словесные новации молодого писателя: «В стремлении найти нечастые слова М. Иванников говорит о “хрустальных голосах выкрикивающих женщин”, о том, как он, “посуровев” лицом, надел кожаный комбинэзон <sic!>, и в эту кожаную грудь вдруг “хватило воздушной картечью” и т.д.» (Там же). По убеждению критика, «В этой жажде словесных обновлений, речевых обретений, в законном отвращении к постылым штампам, замшелым словам

заключена <…> потребность “сказаться душой”, — своей душой, а не чужой, не общей, не толповой <…>» (Там же). Показательно, что высказываясь спустя полтора года уже о другом, также опубликованном в «Современных записках» тексте Иванникова, Пильский вновь свел разговор к обсуждению словесных и стилевых поисков писателя и практически повторил прежние свои формулировки: «Временами эти искания у Иванникова кажутся манерностью, словесным ëрничеством. Но такими определениями от него отделаться нельзя. В каждом искании есть и должна быть внутренняя страсть. Его диктует горячее недовольство. Иногда оно становится отвращением к забубенным словам» (Пильский П. Новая книга «Современных Записок»: …Жажда словесных обновлений. — Повесть М. Иванникова «Дорога» // Сегодня. 1938. 20 февр. № 20. С. 3).

Г. В. Адамович, приветливо встретивший предыдущую вещь Иванникова в «Современных записках» — повесть «Сашка» (см.: Адамович Г. «Современные записки», кн. 57-я. Часть литературная // Последние новости. Париж, 1935. 21 февр. № 5082. С. 3), «Авио-рассказом» остался недоволен: он «показался» ему «стоящим чуть-чуть ниже того “уровня”, который соблюдается “Современными записками”. Нельзя сказать, что рассказ слаб или бездарен. Вовсе нет. Но он... как бы точнее выразиться... развязен. Автор будто подмигивает читателю, хлопает его по плечу. Он пытается наладить крайнюю взаимную непринужденность. Рубаха-парень, одним словом. Но мы с ним мало знакомы, — и предпочли бы обычную корректность, тем более, что, рассказывая о своей любви к авиации, Иванников ничего особенного не сообщает. Зато бесспорно и интересно “Канареечное счастье” Федорова, где есть мысль, притом такая, которая допускает развитие и обобщение, напоминая кое в чем мечтания “смешного человека” из “Дневника писателя”» (Адамович Г. «Современные записки». Книга 61. Часть литературная // Последние новости. 1936. 30 июля. № 5606. С. 3).  266 | 267 

Мнение В. Ф. Ходасевича об «Авио-рассказе» оказалось прямо противоположным тому, какое выразил Адамович, что отчасти было запрограммировано характером взаимоотношений двух критиков (по этому поводу см.: Полемика Г. В. Адамовича и В. Ф. Ходасевича (1927–1937) / Вступит. ст. и прим. О. А. Коростелева; Публ. О. А. Коростелева и С. Р. Федякина // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 4. С. 204–250). Незадолго перед тем Ходасевич довольно прохладно и явно в пику своему постоянному оппоненту отозвался об иванниковском «Сашке», усмотрев в нем ослабленность сюжетного развития и чрезмерную зависимость от творческой манеры Бунина (см.: Ходасевич В. Книги и люди: «Современные записки», кн. 57 // Возрождение. Paris, 1935. 4 апр. № 3592. С. 3). В новом своем отклике критик счел необходимым особо выделить «Авио-рассказ» в ряду имеющихся здесь же текстов этого жанра, принадлежащих весьма именитым авторам: «К своему удовольствию читатели найдут на сей раз в “Современных записках” целых четыре рассказа. Первый из них — “Весна в Фиальте” В. Сирина — превосходен. Я, к сожалению, принужден ограничиться этим слишком общим определением, потому что моя статья затянулась <…> “Болтун” А. М. Ремизова, великолепно начатый, совсем уже подводящий к очень горькой и значительной теме, во второй своей половине разочаровывает нарочитой карикатурностью и внутренне неожиданным, механически прищепленным концом. <…> Бессюжетный, но приятно написанный “Авио-рассказ” молодого писателя М. Иванникова читается с удовольствием. Значительно слабее рассказ другого молодого автора, В. Федорова, — “Канареечное счастье”. Сатирический замысел В. Федорову не удался. Получился лишь анекдот, не очень хорошо придуманный и слишком легко, фельетонно рассказанный» (Ходасевич В. Книги и люди: «Современные записки» № 61 // Возрождение. 1936. 8 авг. № 4038. С. 7).

Последний из известных нам печатных откликов на «Авио-рассказ» содержится в газетной статье, написанной давней и  267 | 268  близкой знакомой Иванникова поэтессой Е. Л. Таубер (в этой связи см.: Таубер Е. Годы дружбы с М. Д. Иванниковым // Новый журнал. Нью-Йорк, 1969. №96. С. 93–96) и приуроченной к 66-летию писателя. Отметив «великолепную пластичность языка» произведения, Таубер выделила его по тематическому признаку из всего творческого наследия Иванникова: «Совсем особняком стоит прелестный “Авио<->рассказ”. Полет для рассказчика — прелестная авантюра, открывание нового мира, заменившее подвиг Средневековья. Человек, задавленный машинной цивилизацией, жаждет чудесного приключения, не думая о том, что дает его ему именно машина. <…> “Все, все, что гибелью грозит…” Эти строки Пушкина хочется вспомнить, читая “Авио<->рассказ”» (Таубер Е. О довоенных рассказах Михаила Иванникова (Окончание) // Русская мысль. Paris, 1970. 19 марта. № 2782. С. 8).

Выбранный нами отрывок выделяется из общей повествовательной ткани произведения обилием имеющейся в нем историко-культурной фактографии, стилистической изысканностью, откровенно ироническим тоном — следствием его острой социальной направленности, богато и разнообразно представленной здесь игрой с «чужим словом» и порожденной всем этим повышенной смысловой емкостью и информативностью:

...Но и теперь, как и прежде, в детстве, услышав роющий мощный гул самолета, я останавливаюсь на улице, высовываюсь из окна, прерываю разговор, запрокидываю голову кверху и, томясь неким чудесным томлением, распустив по-ребячьи губы, гляжу, как тонет в небесном беспределье далекий авион.

Я знаю имена всех знаменитых летчиков. Я знаю перипетии всех замечательных рекордов и рейсов. Развернув газету, я прежде всего ищу портреты твердолицых бритых людей, с очками на шлемах, и уже потом читаю про Марлену Дитрих, парламентские скандалы и прочий вздор.

Когда пленительный, долговязый Линди, проплясав до полуночи на танцульке, полетел на рассвете на своем одномоторном “Сен-Луи” через океан, я двое суток думал только о нем, хотя и был я тогда болен, без работы и еще  268 | 269  намедни от великой скуки и злости намеревался броситься в Сену. И Линди не выдал — перелетел, и я был счастлив, восхищен им, и чудно: за что-то крепко и хорошо благодарен ему. Когда Каманин погрузил на свой самолет последних челюскинцев, я помирился со старым врагом, которого ненавидел много лет ненавистью почти сумасшедшей. И тяжко напился пьян, узнав о гибели “Максима Горького”.

И еще: ночью, когда люди после пестрой суеты и притворств дня остаются наконец наедине с собою, в этот час наивных и путанных мечтаний о невозможном, я, покуривая и ухмыляясь, думаю черт знает что, совершенно несообразное.

Я знаменитый летчик, с выпяченным подбородком, храбрым носом и ястребиными глазами. Я перелетаю океан и так и эдак: и из Европы в Америку, и из Америки в Европу. Без спуска. Потом, симпатично распялив рот — зубы каждый в полвершка — позирую фотографам. Фотографы щелкают аппаратами, жуликоватые репортеры строчат в книжечки всякие бредни и небылицы. Банкет.

Потом в меня до истерик, до безумных выходок влюбляется длинноногая надменная мисс, дочь анилинового короля. Я холоден — выпячиваю челюсть: мне не до идиллий на вылощенных яхтах: уже давно, тайно и страстно я готовлюсь к полету на полюс. Прощайте, мисс!

И я — симпатично раззявленный рот — надеваю ловкий кожаный комбинезон, шлем, очки, посуровев лицом, включаю мотор, и умный мощный аппарат отталкивается от земли, плывет в небо, и стотысячная толпа внизу колышется, плещется котелками, шляпами, руками и ревет: Гип-гип ура!..

Лет над мертвыми клыкастыми полями севера тяжел, долог, гибелен, и через несколько дней газеты, раздирая ударностью заголовков душу послеобеденного читателя, завопят о пропавшем в Арктике летчике, заляпают первую страницу моими — симпатично раззявленный рот — фотографиями и фотографиями анилиновой мисс, которая уже поспеет дважды, с благополучным исходом, отравиться не очень опасными — для потения — порошками.

Известный полярный амундсен, кроя про себя безмозглых самонадеянных идиотов, выразит вялую надежду, что все, дескать, образуется, и с лыжами, собаками, эскимосами и прочим ледовитым скарбом отправится на розыски. И тоже сгинет. И тогда еще надрывнее гаркнут заголовками газеты, и  269 | 270  еще раз отравится упорная мисс, и сглотнет слюну потрясенный читатель. На том дело и кончится.

Я же умру, как умирают настоящие люди: молча, без нытья. Последний, уже тайно желанный обморок помутит меня на рассвете, и я в предсмертной тоске вожделенно, жарко, вспышкой, узрю вдруг: рыжее солнце, пестрый луг и больших теплых коров, хлещущих себя по бокам хвостами. Потом стежками передохну, оскалюсь — зубы: каждый в полвершка — и заледенею под крылом разбитого аппарата, седой, бородатый, сахарно-белый. А мисс выйдет замуж за князя Мдивани.

— Ну и Бог с ней! — шепчу я и пучусь в потолок мечтательно и влажно (Иванников М. Авио-рассказ // Совр. зап. 1936. № 61. С. 140–142; текст приведен в соответствие с совр. правилами орфографии и пунктуации с сохранением, однако, некоторых характерных авторских особенностей).

…авион. — От «Авьона», летательного аппарата с крылом, напоминавшим крыло летучей мыши, изобретенного франц. изобретателем К. Адером (в 1897 пролетел неск. десятков метров и разбился).

…мощный гул самолета… … далекий авион. — В этой связи см. след. воспоминание представителя 2-ой волны эмиграции о разговоре, состоявшемся в конце Второй мировой во Франции: «— Нет, я на самолете, — ответил я. Матушка <монахиня> <…> сказала: “Если вы из Франции, то должны говорить “на авионе”. А то сразу видно, что — советский!” <…> Конечно, не все, кто жил во Франции, говорили “авион”. Так, например, Михаил Осоргин был решительным противником не только “авиона”, но и “аэроплана”, — он настаивал, что надо непременно говорить “самолет”» (Коряков М. Листки из блокнота: Аэроплан или самолет? // Новое русское слово. New York, 1968. 21 янв. № 20040. С. 3).

…летчиков. — Данное словоупотребление (восходящее к «старейшему футуристу» и одному из первых русских авиаторов В. В. Каменскому) примечательно тем более, что двумя страницами ранее, изображая первое знакомство тогда еще юного повествователя с авиацией, Иванников использовал слово «летуны», напрямую отсылающее к начальной строке широко известного в 1910-е годы стихотворения А. А. Блока «Авиатор»  270 | 271  (1911): «Летун отпущен на свободу…» (см.: Блок А. Авиатор // Заветы. <СПб.,> 1912. № 1. Апр. С. 62–63; Заветы. 1912. № 1. 2-е испр. изд. Апр. С. 62–63. 1-я паг.). В «Комментарии» к 3-му тому блоковского «Полного собрания сочинений и писем» по этому поводу находим: «В рукописи посвящено памяти одного из первых русских летчиков — В. Ф. Смита, разбившегося на глазах у Блока 14 мая 1911 <...> В Толковом словаре В. Даля сказано, что “летуном” в народе именуют “злого духа”, “огненного змея”, нечистую силу (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 2. С. 249). Комментируя это значение, Л. И. Чурсина в статье “А. Блок и авиация (по материалам периодики начала ХХ века)” пишет: “Таким образом, аэроплан в стихотворении выступает как символ зла, он так же, как и герой стихотворения 1916 г. “Демон”, уносит свою жертву в зияющую высоту, опьяняет восторгом, а потом бросает с этой высоты и убивает” (Александр Блок. Материалы и исследования. [Вып. 2.] Л., 1991. С. 224)» (Ясенский С. Ю., Быстров В. Н. Комментарии // Блок А. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 1997. Т. 3: Стихотворения. Кн. третья (1907–1916). С. 602).

Канонизированное Блоком слово «летун» (см. об этом: Левинг Ю. Вокзал — Гараж — Ангар: Владимир Набоков и поэтика русского урбанизма. СПб., 2004. С. 311, прим. 8) потеснило в употреблении «авиатора», чтобы затем, в свою очередь, дать место слову «летчик», — в этой связи ср. у Н. Н. Евреинова: «Вы только представьте себе современного летчика, в типично-стильном костюме авиатора <…>» (Евреинов Н. Театр для себя. Пг., <1915>. Ч. 1. С. 103; об особой актуальности этой книги Н. Н. Евреинова для М. Иванникова см.: Данилевский А. А. Из наблюдений над повестью М. Иванникова «Дорога» // Вторая проза: Сб. ст. / Ред. И. Белобровцева и др. Таллинн, 2004. С. 260–264 и др.; по этому же поводу см.: Левинг Ю. Указ. соч. С. 355–356). Ср. также слова дяди Генриха у В. Сирина-Набокова — в опубликованном в 1931–32 в «Современных записках» романе «Подвиг»: «В мое время молодые люди становились врачами,  271 | 272  офицерами, нотариусами, а вот он, вероятно, мечтает быть летчиком <курсив наш. — А. Д.> или платным танцором» (цит. по: Набоков В. Собр. соч. рус. периода: В 5 т. СПб., 2000. Т. 3. С. 191).

…про Марлену Дитрих… — прав.: Дитрих Марлен (наст. имя и фам. Мария Магдалина фон Лош, 1901–92), амер. актриса немецкого происхождения. Начинала в 1920-х гг. в Германии, однако лишь «Голубой ангел» (1930, амер. реж. Д. фон Штернберг) — 18-й по счету фильм в творческой карьере — стал подлинным началом ее долгой и успешной кинокарьеры. Успех привел Д. в Голливуд. Свои лучшие фильмы там («Марокко», 1930; «Обесчещенная», 1931; «Белокурая Венера», 1932; «Шанхайский экспресс», 1932; «Песнь песней», 1933; «Дьявол — это женщина», 1935, — образы роковых женщин, красивых и аморальных), Д. создала в основном под руководством того же Штернберга. Позже играла и комедийные роли.

…Линди… …на своем… …“Сен-Луи” через океан… — подразумевается амер. летчик Чарльз Август Линдберг (1902–74), 20–21 мая 1927 совершивший первый беспосадочный полет через Атлантический океан (из Нью-Йорка в Париж), пролетев 5800 км на высоте 1 км за 33 ч. 30 мин. на самолете «Спирит оф Сан Луис» амер. фирмы «Райан» (успешный обратный перелет датируется сентябрем того же года).

Трансатлантический перелет Линдберга немедленно получил отображение в литературе русской эмиграции. Застрельщицей оказалась М. И. Цветаева, завершившая свою «Поэму Воздуха» (1927) специальной пометой: «Медон, в дни Линдберга» (см.: Цветаева М. Поэма воздуха // Воля России. Прага, 1930. №1. С. 26). Не ведавший о том Г. В. Адамович заявил 4 июня 1927 в ходе V-й беседы в парижском литературном обществе «Зеленая лампа» (на тему «Есть ли цель у поэзии?»): «Вот, хотя бы такой пример: недавнему перелету Линдберга из Америки в Европу французские поэты посвятили 167 стихотворений. Вы улыбаетесь… вам кажется, что это неверное отношение к поэзии. Между тем, почему —  272 | 273  теоретически — перелет Линдберга тема для поэзии недостойная? Но с нашим теперешним отношением к искусству мы чувствуем, что Линдбергу с поэзией и поэзии с Линдбергом нечего делать» (цит. по: Терапиано Ю. Встречи. Нью-Йорк, 1953. С. 67; стенографическая запись выступления Адамовича и его обсуждения была опубл. в журн.: Новый корабль. Париж, 1928. № 4).

Что касается эмигрантской прозы, то уже в 1928 в «Короле, даме, валете» В. Сирина-Набокова в размышлениях протагониста Драйера встречаем след. вопрос: «Купить, что ли, газету <...> надо узнать, перелетел ли этот молодчик через океан?» (цит. по: Набоков В. Собр. соч. русского периода: В 5 т. СПб., 1999. Т. 2. С. 140). А всего лишь год спустя, 8 мая 1929, тот же Набоков уже раздраженно высмеял в берлинской газ. «Руль» опубликованные тогда же пражской «Волей России» «чрезвычайно претенциозные “рассказы о несуществующем” Б. Сосинского» за «всякие типографские ухищренья в стиле Ремизова и такие образы, как: “...счастливый, как глаза Линдберга, увидевшего европейский берег”. Эстетам эти рассказы понравятся» (цит. по: Набоков В. Собр. соч. русского периода: В 5 т. Т. 2. С. 671).

…был я тогда болен… …броситься в Сену. — Весьма возможно, что здесь отразились некие реальные парижские неурядицы и переживания М. Д. Иванникова. Как известно, с конца 1920-х по май 1930 он проживал в столице Франции, куда приехал (вероятнее всего, осенью 1926) для учебы в Свято-Сергиевском богословском институте, в котором он действительно некоторое время учился (что следует хотя бы из парижского письма знавшего его по Праге С. Я. Эфрона от 1–5 февр. 1927: «Помните Иванникова? Он в Сергиевском Подворье студентом. Никогда бы не подумал» — Письма Сергея Эфрона Евгению Недзельскому / Публ. Л. В. Зубовой; Прим. Е. И. Лубянниковой, Л. В. Зубовой, Е. Б. Коркиной, Г. В. Ванечковой. Åbo / Turku, 1994. С. 42), но затем по неизвестным причинам перестал и был вынужден искать работу.  273 | 274 

Каманин Николай Петрович (1908–82), военачальник, генерал-полковник авиации (1967), один из первых Героев Советского Союза (1934). В Великую Отечественную войну командир авиационного корпуса. В 1966–71 руководил подготовкой советских космонавтов.

Челюскинцы — участники советской полярной экспедиции, которым предстояло пройти Северный морской путь от Мурманска до Владивостока за одну навигацию на ледоколе «Челюскин». Пароход отплыл в авг. 1933, осенью был вынесен в Чукотское море и зимой 1934 раздавлен льдами. Участники экспедиции высадились на дрейфующую льдину. С 5 марта по 13 апр. 1934 на самолетах АНТ–4, Р–5 и др. они (104 человека) были эвакуированы со льдины и доставлены на материк. За отвагу и мужество, проявленные при спасении экипажа ледокола, постановлением ЦИК СССР от 20 апр. 1934 первое звание Героя Сов. Союза было присвоено летчикам-полярникам А. В. Ляпидевскому, С. А. Леваневскому, В. С. Молокову, Н. П. Каманину, М. Т. Слепневу, М. В. Водопьянову и И. В. Доронину.

…я помирился со старым врагом, …ненавистью почти сумасшедшей. — Очевидная отсылка к цветаевским «Челюскинцам» (созд. 3 окт. 1934) — «единственному у Цветаевой стихотворению», «в котором просоветские симпатии выражены явно» (Быков Д. Борис Пастернак. М., 2005. С. 305), — особенно к финальным его строкам: «Сегодня — да здравствует // Советский Союз! / За вас каждым мускулом / Держусь — и горжусь: / Челюскинцы — русские!» (цит. по: Цветаева М. Стихотворения и поэмы: В 5 т. New York, 1983. Т. 3. С. 179). Стихотворение это было впервые опубликовано лишь 19 июля 1946 в парижской газ. «Советский патриот», однако Иванников вполне мог ознакомиться с ним в рукописи — при посредничестве своих бывших коллег по пражскому «Скиту поэтов» (напр., через С. М. Рафальского), проживавших в ту пору в Париже и поддерживавших контакты с Цветаевой и поэтом-«скитовцем» А. В. Эйснером, инспирировавшим цветаевский текст (в этой связи см. письменный ответ Цветаевой от 3–4 окт. 1934 на  274 | 275  вопрос Эйснера — почему она не написала о челюскинцах: «Вы меня своим укором о челюскинцах задели за живое мясо совести и за живую жилу силы. Ведь многие годы уже я — лирически — крепко сплю... Степень моего одиночества здесь и на свете Вы не знаете... и вот Ваш оклик: запрос! А теперь я написала Челюскинцев — не я написала, сами написались!.. С настоящим наслаждением... думаю, как буду читать эти стихи — здесь. Последним. Скоро» — цит. по: Сумеркин А. Примечания // Цветаева М. Стихотворения и поэмы: В 5 т. New York, 1983. Т. 3. С. 486).

Представляется, что размещенные по соседству упоминания челюскинцев и Ч. А. Линдберга вкупе призваны сигнализировать об острой полемичности «Авио-рассказа» по отношению к также посвященной изображению авиаполета «Поэме Воздуха»: цветаевской поэтической экстатике, ее устремленности в трансцендентное Иванников намеренно противопоставил прозаическую сниженность и материальную весомость описаний, ироничность и «развязность» (Адамович) тона, даже «ëрничество» (П. Пильский), — в этом плане особенно показательно след. место в рассказе: «И все это: далекая земля, домики, река, облака, плыли, кружились в некоем музыкальном согласии, плавности. Самолет же не двигался.

Дивясь прелести обмана, я настороженно высунулся из кабинки по пояс, чуть наклонился к бездне и — о русская кровь — сплюнул, сплюнул и тогда опять ощутил бешеную скорость полета: ветер вплеснулся в рот, вздул щеку и в кожаную грудь комбинезона хватило воздушной картечью» (Иванников М. Авио-рассказ. С. 144).

По всей вероятности, предыстория этой полемики коренится в пражском (с осени 1924 до лета 1925) периоде жизни и творчества Иванникова, на который приходится период его непосредственного (в рамках «Скита поэтов») общения с Цветаевой (в этой связи см. о совместных творческих акциях «скитовцев» и поэтессы: Хроника культурной, научной и общественной жизни русской эмиграции в Чехословацкой республике / Под общ. ред.  275 | 276  Л. Белошевской. Прага, 2000. Т. 1. С. 80, 212 и др.); сведениями о контактах Иванникова с автором «Поэмы Воздуха» в его парижский (1927–30) период мы не располагаем — за исключением малоинформативного в этом плане упоминания писателя в письме С. Я. Эфрона (см. выше).

…о гибели «Максима Горького». — Подразумевается носивший имя писателя советский агитационный 8-моторный самолет АНТ-20, построенный в единственном экземпляре в 1934; в то время — самый большой самолет в мире. Гл. конструктор — А. Н. Туполев; размах крыльев 63 м, масса 42 т., 72 пассажира и 8 чел. экипажа. Потерпел катастрофу 18 мая 1935 — столкновение с др. самолетом, ныне расцениваемое некоторыми биографами М. Горького (см., напр.: Ваксберг А. Гибель Буревестника. М. Горький: последние двадцать лет. М., 1999. С. 336–339) как весьма подозрительное и едва ли не предумышленное.

Анилин — бесцветная горючая высокотоксичная жидкость. Синтез А. в 1842 Н. Н. Зининым привел к возникновению в середине XIX промышленности синтетических красителей. А. применяют также в производстве полимеров, ускорителей вулканизации каучуков, фармацевтических препаратов, пестицидов.

…анилинового короля. — Весьма вероятна отсылка к образу анилинового короля Роллинга в романе А. Н. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» (1925–27).

…каждый в полвершка… — от вершка, старой русской меры длины, равной 4,44 см.

…я готовлюсь к полету на полюс. — Первый удачный полет к Сев. полюсу и обратно совершил 9 мая 1926 на двухместном самолете «Фоккер» амер. летчик Бэрд.

Известный полярный амундсен… — от имени норвежского полярного исследователя Руаля Андерсена (1872–1928). В 1903–06 А. с тремя зимовками первым прошел Сев.-Зап. проходом от Гренландии до Аляски. В 1910–12 руководил антарктической экспедицией. Первым достиг Юж. полюса 14 дек. 1911. В 1918–20 проследовал вдоль сев. побережья Евразии (от Норвегии до Берингова прол.). В 1926 руководил  276 | 277  первым перелетом через Сев. полюс на дирижабле. 18 июля погиб в Баренцевом море вместе с экипажем гидросамолета «Латам» в ходе поисков экспедиции У. Нобиле, достигшей Сев. полюса на дирижабле «Италия» и на обратном пути потерпевшей катастрофу близ Шпицбергена (см. об этом, напр.: Бегоунек Ф. Трагедия в Ледовитом океане. М., 1962. С. 222–233).

В этой связи см. у В. Сирина-Набокова в романе «Отчаяние», впервые опубл. в 1934 журн. «Современные записки»: «Кто-то когда-то мне сказал, что я похож на Амундсена. Вот он тоже похож на Амундсена. Но не все помнят Амундсеново лицо, я сам сейчас очень плохо помню» (цит. по: Набоков В. Собр. соч. рус. периода: В 5 т. Т. 3. С. 406).

…замуж за князя Мдивани. — Подразумевается один из трех сыновей (Давид, Алексей либо Сергей) эмигрировавшего в 1923 в Париж генерал-майора царской свиты Захария Мдивани (1867–1933), именовавшего себя князем, но никогда в княжеском достоинстве не утвержденного. Братья Мдивани, известные в Старом и Новом свете как “Marrying Mdivanis”, прославились своими многократными браками и разводами с дочерьми и внучками американских мультимиллионеров и голливудскими «фильмовыми дивами». Так, погибший в 1935 в автокатастрофе Алексей (Алексис) Мдивани был первым браком женат на богачке-американке Луизе Астор Ван Ален (Louise Astor Van Alen), «отец которой в виде протеста против принудительной трезвости <речь идет о так называемом “сухом законе” США. — А. Д.> переехал на постоянное место жительство во Францию» (<Б. п.> Карьера бр. Мдивани // Руль. 1931. 21 янв. № 3086. С. 3), а вторым — на наследнице двухсотмиллионного состояния семейства Вульвортов (Woolwort) Барбаре Хаттон (Barbara Hutton).

Сергей (Серж) Мдивани (1904–36) в 1927 женился на голливудской кинозвезде Поле Негри (Pola Negri, 1894–1987), бывшей старше его на 6 лет, и покинул ее, как только она лишилась всех своих сбережений в результате обвала американского фондового рынка (1929), положившего начало  277 | 278  «Великой депрессии» (официально развелись в 1931). Его второй брак — с Мэри Маккормик (Mary MacCormick), оперной певицей (сопрано) из Chicago Civic Opera, — продолжался с 1931 по 1933. В февр. 1936 женился на бывшей жене своего покойного брата Алексея, а спустя месяц погиб под копытами собственной лошади во время игры в поло во Флориде.

Давид Мдивани (ум. в 1984), старший из братьев, женился на голливудской танцовщице и кинодиве Мэй Мюррей (Mae Murray), которая была на 20 лет старше его и у которой это был четвертый брак. У них родился сын, Коран Давид, что, однако, не помешало Давиду скандально развестись с женой (1933) после ее банкротства (в этой связи см., напр., след.: «Танцовщица и артистка кино — 48-летняя Мей Моррей предъявила иск о разводе к 28-летнему Давиду Мдивани. Она заявляет, что Мдивани бил ее кулаками и разными предметами, своим ненормальным обращением причинял ей телесные повреждения и вызывал моральное и нервное расстройство. В день Нового Года в 1928 г. он ударил ее по лицу. В Буффало он избил ее и запер в отеле. Ее освободили служащие отеля и она ушла ночевать в другой отель. На утро Мдивани отказался выдать ей костюмы, и ей пришлось прибегнуть к помощи управляющего отеля. Она утверждает, что Мдивани бил даже их мальчика.

Брак Мдивани и Моррей состоялся в 1926 году. У них родился вскоре ребенок, но факт рождения его они скрывали два года, чтобы не испортить карьеру Моррей в кино» — <Б. п.> Мей Моррей разводится с Д. Мдивани // Руль. 1931. 19 авг. № 3261. С. 4). После развода Давид сблизился с довольно известной французской актрисой Эрлеттей (Arletty), а в 1944 женился на богатой американке Вирджинии Синклер (Virginia Sinclair), владелице фирмы Sinclair Oil.

Матримониальные усилия братьев Мдивани немало развлекали и забавляли русских изгнанников и потому неизменно и подробно освещались эмигрантской прессой (еще одним подтверждением чему — след. отчет об очередном бракосочетании Алексея Мдивани, состоявшемся в парижском  278 | 279  кафедральном соборе Св. Александра Невского: «Шумливая, веселая парижская толпа запрудила вчера рю Дарю.

— один из трех братьев Мдивани венчался с американской миллионершей Барбарой Хеттон.

Первый из Мдивани, как известно, был женат на Поле Негри, затем развелся с ней, женился на миллионерше Мак Кормик и снова разводится... Второй брат разводится сейчас с холливудской “стар” Мей Мюррей. Третий венчался вчера на наследнице вульвортовских миллионов.

По случаю торжества храм Александра Невского на рю Дарю преобразился. Над двором был устроен громадный шатер, превращенный внутри в оранжерею. Внутри вся церковь была убрана белыми розами, азалиями и лилиями. Швейцары в белых чулках встречали у входа приглашенных и тщательно контролировали билеты.

Никогда еще рю Дарю не видела таких ослепительных туалетов, такого количества цилиндров и визиток. Русских в церкви почти не было. В 4 часа на внушительном рольс-ройсе прибыл жених, вскоре за ним приехала невеста, — молодая, очаровательная женщина. Батарея фотографов и кино-операторов преградила им путь. Мдивани охотно позировал. Толпа в эту минуту прорвала полицейские заграждения, измяв несколько дамских туалетов...

Венчал о. Иаков Смирнов в сослужении с о. Георгием Спасским, о. Николаем Сахаровым и грузинским священником. Исключительно пел увеличенный до 30 исполнителей митрополичий хор <Н. П.> Афонского. С необычайным блеском хор исполнил “Воспойте<,> людие” Бортнянского, “Гряди<,> голубица” Алиманова, “Слава тебе<,> Боже” Чеснокова, “Сугубую ектению” Гречанинова, “Отче наш” Дубенского, “Исайя<,> ликуй” московское, “Многолетие” Бортнянского и Васильева и “Богохранимую Державу Российскую” Гречанинова... По окончании богослужения молодые принимали поздравления в шатре. Среди поздравителей обращали на себя внимание г. Ной Жордания, б<ывший> грузинский министр ин<остранных> дел Е. П. Гегечкори и б<ывший> посланник в Париже Чхенкели.  279 | 280 

В результате этой свадьбы миллионеров церковь обогатилась новым ковром и люстрами в алтаре» (-ъ. Свадьба А. З. Мдивани // Последние новости. 1933. 23 июня. № 4475. С. 3).