От автора

«Умоляю вас прислать мне второй том Красного и черного. Я от него в восторге» (XIV, 166), — писал Пушкин Е. М. Хитрово в мае 1831 г. Из всех современных французских прозаиков ему наиболее близки были Мериме и Стендаль. Однако в то время как тема «Пушкин и Мериме»изучена основательно, интерес исследователей к проблеме «Пушкин и Стендаль» был более чем сдержанный. Преимущественный интерес пушкинистов к Мериме вполне понятен: пристрастие к малым формам прозы, сходство тематики, гармоничность стиля, наконец, тот факт, что оба писателя интересовались друг другом и переводили один другого, побуждали исследователей к изучению творческой связи. Близость же Стендаля к Пушкину открывается не сразу. Стихов Стендаль не писал. Его излюбленный жанр — роман, его стиль менее всего можно назвать «гармоническим», его психологический метод весьма отличен от нарочито «неброского» психологизма Пушкина.

Существенными представляются различия не только творческие, но и биографические. Пушкин — из древнего дворянского рода, Стендаль — из третьего сословия. Первый кончил привилегированный Царскосельский лицей, второй — гренобльский коллеж, славившийся просветительской ориентацией. Пушкин с детства мечтал принять участие в настоящем бою, эта надежда сбылась один раз. Стендаль проделал с Наполеоном многие его кампании. Разница в 16 лет в эту стремительно меняющуюся эпоху весьма существенна. В то время как лицеисты провожали завистливыми взорами идущие к Москве войска, крупный администратор-снабженец наполеоновских войск Анри Бейль (еще не взявший псевдоним Стендаль), описывал в дневнике лихую атаку русских казаков под Москвой, едва не стоившую ему жизни.

Стендаль не знал счастья «лицейского братства», не дерзнул искушать судьбу женитьбой на юной красавице. При решительном неприятии Франции Бурбонов и Филиппа Орлеанского, он всегда имел спасительную «запасную площадку», любимую страну — Италию, где, работая французским консулом в захудалом местечке Чивитта-Веккиа и спасаясь от скуки в Риме (о чем Пушкин мог только мечтать), провел большую часть последних лет. Он не воспринимал свою судьбу как жизнетворческий сюжет и умер весьма прозаически в 59 лет от сердечного приступа во время отпуска в Париже.

Разрешу себе небольшое авторское отступление. Тема «Пушкин и Стендаль» манила меня с первых шагов занятия литературными связями поэта; притягивала и настораживала одновременно. Различия представлялись слишком существенными. Вместе с тем меня не оставляло ощущение органической, глубинной близости Пушкина и Стендаля. Может быть поэтому малозначительные биографические совпадения воспринимались как знак. Усматривалась закономерность в том, что их первые романы (Арманс и Арап Петра Великого) появились в одном и том же году — 1827, апогей творчества (Красное и черное, шедевры Болдинской осени) выпал на 1830-й год, в последний путь (гроб с телом Пушкина до Святогорского монастыря, гроб с телом Стендаля до парижского кладбища Сакре-Кер) провожал один и тот же человек — А. И. Тургенев. Восторженная оценка Пушкиным романа Красное и черное (известно, что поэт был крайне скуп на похвалы французским писателям своего времени), так же как и эти странные сближения, — звали разгадать характер загадочной творческой связи, доискаться до ее глубинного смысла.

Необходимо было какое-то новое впечатление, особый толчок, чтобы преодолеть рутинность подхода. Таким импульсом неожиданно стало более пристальное знакомство с дневниками Стендаля. Я вдруг сделала открытие (конечно, не без влияния изучения переписки Пушкина): они пронизаны духом игры, в них царит особая игровая атмосфера. Со страниц дневников «выглядывал» незнакомец, новый Стендаль, человек редкого артистизма, яркого творческого поведения и в чем-то alter ego Пушкина. Это открытие стало знаком, своеобразным пропуском, наподобие «Сезам, откройся!». Теперь можно было без страхов и опасений приступать к работе над темой.