 |
 |
 |
 |
|
ХРОНИКА АКАДЕМИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ В этом разделе представлена информация о событиях академической жизни в области русистики.
Правильность работы внешних ссылок не гарантируется.
Если у Вас есть замечания,
предложения или информация, напишите по адресу
26–28 февраля 2021 года в Тарту (Эстония) пройдет очередной Лотмановский семинар, посвященный дню рождения Ю.М. Лотмана. Видеозапись семинара: https://www.youtube.com/playlist?list=PL8GEhibPG6ZJZLqup2PANzq4UOD7y6VqF http://ruthenia.ru/document/553154.html Магистратура в Тартуском университете Продолжается прием в магистратуру по специальности «Русская и славянская филология» в рамках программы «Европейские языки и культуры» в Тартуском университете. Прием документов онлайн — до 15 марта. Условия поступления и обучения — https://www.maailmakeeled.ut.ee/en/studies/european-languages-and-cultures-ma (eng), https://ruslit.ut.ee/edu.php (рус). NB! При подаче документов необходимо представить сертификат о владении английским (минимальный уровень — В2). Список подходящих сертификатов и свидетельств см. https://www.ut.ee/en/english-language-requirements К документам нужно приложить мотивационное письмо (на английском языке), которое также оценивается. Вступительный экзамен состоит из двух частей: письменная (эссе) и устная (собеседование). Предметы, общие для разных специальностей в составе программы читаются на английском языке; курсы по специальности — на русском. Общая схема программы https://www.maailmakeeled.ut.ee/en/studies/courses-and-people-european-languages-and-cultures Владеющие французским языком могут пройти обучение в Лионском университете (Jean Moulin Lyon 3 University) и получить двойной диплом, подробнее см. https://www.maailmakeeled.ut.ee/en/studies/double-degree-lyon http://ruthenia.ru/document/553165.html  Как быстро промелькнули десять лет со дня издания сборника в честь 70-летия Ежи Фарыно «Образ мира, в слове явленный». Несмотря на свой объем почти в 700 страниц и 58 участников из разных стран и континентов, он вместил явно не всех, кто высоко ценит замечательные работы одного из крупнейших современных — не только польских — славистов и семиотиков. По его компендиуму «Введение в литературоведение» учатся студенты и аспиранты, да и более маститые коллеги иногда в него заглядывают. Невозможно себе представить современные статьи и книги по русскому авангарду, по творчеству Цветаевой и Пастернака без ссылок на соответствующие труды Фарыно. С Тарту и тартуской семиотикой Ежи связывают давние контакты, причем первые — через чтение, а потом и переводы на польский язык работ Ю.М. Лотмана и З.Г. Минц (разумеется, и других, но уже московских представителей школы). Затем последовали личные встречи на разных конференциях в Варшаве, Загребе, Будапеште. В Тарту Е. Фарыно, кажется, впервые побывал в июне 1993 г. на тартуско-хельсинкском семинаре «“Свое” и “чужое” в литературе и культуре», в котором тогда участвовали и коллеги из Швеции, Дании и Италии. На этом семинаре состоялось последнее публичное выступление Ю.М. Лотмана. Затем Ежи приезжал к нам в университет в феврале 1995 г. — читать спецкурс русским филологам и лекцию в день рождения Юрия Михайловича. Тогда и было положено начало ежегодным тартуским Лотмановским семинарам. Ежи работал в то время в Сельскохозяйственно-педагогическом институте в городе Седльце, поскольку в 1974 г. его уволили из Варшавского университета. Тогда мы этого не знали, но с Седльце у нас установились самые нежные отношения, тамошние ученики Ежи приезжали к нам на молодежные конференции, а тартусцы тоже участвовали в замечательных седльцских семинарах и сборниках. Из сказанного уже, кажется, совершенно ясно, что мы в Тарту любим Ежи Фарыно. Он не только замечательный ученый, но и человек, очень доброжелательный, но одновременно очень критичный и колючий. Недаром в русском интернете на запрос «Ежи Фарыно. Картинки» вместо искомых фотографий Ежи (их до обидного мало!) получаешь огромное множество симпатичных ежей. Присутствие Ежи на конференции — это огромное удовольствие и огромная ответственность. У него острый и насмешливый ум — хочется сказать, что ему присущ «острый польский смысл». Нет лучше участника в дискуссиях и выступающего по поводу докладов, он слету схватывает мысль, но глупостей в его присутствии лучше не говорить! Дорогой Ежи! Поздравляем Вас с юбилеем. Восхищаемся Вами, желаем здоровья и бодрости духа и богатого интернетного улова по части разного рода интересующего Вас визуального материала. Многая лета! Sto lat! Кафедра русской литературы Тартуского университета http://ruthenia.ru/document/553163.html  Жизненный путь М. Салупере нельзя назвать легким. Отрочество пришлось на годы войны. В 1945 г. отец был арестован, а в 1949 г. все семейство было выслано в Сибирь, в Красноярский край. Только в 1957 г. удалось вернуться в Эстонию. И тут, окончив вечернюю школу, Малле делает свой решительный жизненный выбор — в 1958 г. она поступила на отделение русского языка и литературы Тартуского университета, которое окончила ученицей Ю. М. Лотмана в 1962 г. и поступила в аспирантуру к своему учителю. Кандидатскую диссертацию не защитила, поскольку предъявляла к себе повышенные требования, выполнить которые за аспирантские годы было затруднительно. Затем Малле еще раз с успехом окончила Тартуский университет, по специальности «психология». Дальнейшая ее жизнь показала, что годы учения прошли не напрасно. Постепенно Малле Салупере становится признанным специалистом в области истории русской литературы начала XIX в. и эстонско-русско-немецких контактов. Она — опытный и неутомимый архивист, вытащившая на свет множество ранее никому не известных фактов, уточнившая факты из биографии Жуковского, А. С. Кайсарова, Т. фон Бока и др., по-новому осветившая деятельность лидеров эстонского национального пробуждения — Лидии Койдула, Йоханна Вольдемара Яннсена (которого в Эстонии называют «отец газеты Почтальон», т.е. первой эстонской газеты), а для жителей и посетителей Тарту М. Салупере создала замечательный путеводитель «Тысячелетний Тарту — город молодости» (2011). Список ее научных трудов велик, перечислим только книги: „Tõendid ja tõdemused. Sakste ja matside jalajäljed nelja sajandi arhiivitolmus“ (1998) — Свидетельства и признания. Следы господ и мужиков, оставленные на четырехсотлетней архивной пыли; „Kultuuriloolisi vaatlusi Tartu teljel“ (2012) — Культурологические обзоры: взгляд из Тарту; „Postipapa. Mitmes peeglis, mitmes rollis“ (2006) — Отец газеты Почтальон в разных зеркалах и в нескольких ролях; „Koidula. Ajastu taustal, kaasteeliste keskel“ (2017) — Койдула: на фоне эпохи, посреди соратников; Faddei Bulgarin. "Kirjad Karlova mõisast" / Koostanud Malle Salupere (2019) — Фаддей Булгарин. «Письма из Карлова» / Составитель и переводчик Малле Салупере. Все книги были написаны после выхода на пенсию в 1991 г. Перед нами пример человека, который смог по-настоящему продуктивно использовать «свободное» пенсионное время и мощно развернуть свою научную активность. Можно только пожалеть, что до сих пор не издан по-русски сборник ее трудов по русской культуре. Статьи на разных языках разбросаны по разным изданиям, вышедшим в разное время в Тарту, Таллинне, Петербург, Томске и др., а они должны быть под рукой у каждого, занимающегося Жуковским, Пушкиным, русско-эстонско-немецкими литературными связями. Малле Салупере не прекращает работу. В ее замыслах — книга еще об одном деятеле эстонского национального пробуждения, Карле Роберте Якобсоне, а также перевод трудов пыльтсамааского пастора и корреспондента Гердера Августа Хупеля. Для кафедры русской литературы Тартуского университета Малле — наш старший член, наша опора, большой друг и советчик, участник многих кафедральных проектов. Поздравляя Малле Густавовну с замечательным юбилеем, желаем неизменной бодрости и энергии для продолжения трудов, жизненных радостей в кругу многочисленного семейства детей, внуков и правнуков. К нашим поздравлениям, конечно, присоединятся многие ее друзья и поклонники в разных странах. Кафедра русской литературы Тартуского университета
http://ruthenia.ru/document/553162.html  Коллеги и друзья поздравляют профессора русской литературы и культуры Хельсинкского университета Томи Хуттунена с пятидесятилетним юбилеем. История русской литературы, творчество Анатолия Мариенгофа, семиотика культуры, теория и история русского и скандинавского авангарда, история русского и советского кино, перевода и финско-русских литературных связей — беглый перечень его научных интересов.
http://ruthenia.ru/document/553158.html 29–30 января 2021 пройдет международная научная конференция «Песни революции: русская революционная песня в культурных, исторических, политических контекстах XIX–XXI вв.» Конференция проходит онлайн. Для участия нужно зарегистрироваться на timepad по ссылке: https://institut-russkoy-literatu.timepad.ru/event/1530414/ и за час до начала первого заседания вы получите по электронной почте ссылку на zoom, которая будет работать в течение всей конференции. Внимание независимых исследователей: в графе «Аффилиация» на timepad вы можете смело писать «независимый исследователь». Замысел конференции состоит в том, чтобы рассмотреть феномен русской революционной песни с разных сторон, используя теоретическую оптику и аналитический инструментарий различных дисциплин и подходов. Несмотря на многочисленные исследования советского времени, благодаря которым нам доступно большое количество материала и фактической информации, русскую революционную песню никак нельзя отнести к хорошо изученным явлениям. Причиной тому — не только идеологические и политические рамки, заставлявшие ученых действовать с оглядкой на цензуру, но и методологическая ограниченность, особенно актуализирующаяся при изучении столь политически чувствительного предмета (работы почти не выходят за пределы вопросов истории, текстологии и поэтики песен), колебания академической моды и конъюнктуры (некоторые исследовательские проекты были свёрнуты), и не в последнюю очередь — масштаб и многомерность самого явления. Пережив расцвет в эпоху российских революций и будучи осознанной как завершенная после установления советской власти, традиция русской революционной песни уже к этому времени имела богатую литературную и социальную историю, которая не завершилась в 1917 году, но продолжается до сих пор. В разные периоды революционная песня имела заметное влияние в поэтической и музыкальной традиции. Амплитуда ее социального статуса и режимов функционирования включала фольклорное бытование, политическую пропаганду, использование в качестве государственной символики. Различные группы и институты по-разному использовали ее перформативный, ритуальный и художественный потенциал. В доклалах и дискуссиях будут обсуждаться вопросы о месте революционной песни в литературной , и музыкальной традиции и в песенной культуре; нелинейная социальная история и множественная прагматика функционирования революционных песен в XIX веке, в революционную эпоху, в различные советские периоды и в постсоветское время; динамика отношения к революционным песням, формирование канона и трансформация их статуса в официальной советской культуре, роль революционной песни в формировании образа революции и советской власти в социальном воображении; эксплуатация и апроприация революционной песенной традиции различными социальными группами в разных исторических и политических обстоятельствах; современные процессы ревитализации / ресайклинга русской революционной песни, и другие. Организаторы: Михаил Лазаревич Лурье, Светлана Викторовна Подрезова, Наталья Геннадьевна Комелина, Рустам Ибрагимович Фахретдинов http://ruthenia.ru/document/553155.html
 В ночь на 20 января 2021 года на 58-м году жизни в Киеве скоропостижно скончалась Инна Семеновна Булкина. Она поступила на отделение русской филологии в Тарту в 1980 г., защитила дипломную работу о Баратынском, написанную в семинаре Ю. М. Лотмана. Ее докторская диссертация, посвященная Киеву в русской культуре начала XIX в., также была защищена в 2010 г. в Тарту. Среди тартуских выпускников-филологов, разбросанных по разным странам, трудно назвать человека, в такой же степени верного Alma mater. Активная и продуктивная работа в России и Украине (литературная критика, редакторские, культурные и издательские проекты) всегда соединялась у Инны Булкиной с верностью избранному ею научному пути. Последняя публикация Инны в Тарту вышла в прошлом году. В этом году мы ждали ее на Лотмановский семинар с докладом о Лескове… Невозможно поверить в то, что ее нет. Светлая память. Соболезнования родным и друзьям. Кафедра русской литературы Тартуского университета
http://ruthenia.ru/document/553156.html Гуманитарные институты в России переживают не лучшие времена. Уже несколько месяцев борется за свое существование Институт мировой культуры — самостоятельное учреждение внутри Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Основателем и директором Института до самой своей смерти в октябре 2017 года был академик Вяч. Вс. Иванов. С тех пор новый директор не назначался, издательские инициативы не поддерживались, в сентябре почти половина сотрудников была уволена, и возникают опасения, что институт могут закрыть. Уже порядка 200 ученых в России и за ее пределами поддержали обращение сотрудников к ректору МГУ В. А. Садовничему с требованиями сохранить эту уникальную структуру. Выражая солидарность с московскими коллегами, с которыми нас, тартусцев, объединяет общий научный генезис — семиотическая школа — Ruthenia публикует интервью с главным научным сотрудником и заведующей отделом Русской культуры ИМК, доктором филологических наук Татьяной Владимировной Цивьян. Крупный филолог-славист, семиотик и культуролог, Т. В. Цивьян тесно сотрудничала с Вяч. Вс. Ивановым как в Институте мировой культуры, так и ранее, в пору возникновения и развития структурно-семиотических исследований. О специфике работы Института, о его связях со структурализмом 1960-х годов, о своих старших и нынешних коллегах, о той культурной и научной среде, которая и существовала, и образуется вокруг, Т. В. Цивьян рассказывает в беседе с М. В. Акимовой. — Как возник Институт мировой культуры (ИМК)? Институт был создан в 1992 году по инициативе Вяч. Вс. Иванова, — это всем известно. Однако не всем известно, что помощником Вячеслава Всеволодовича при создании института был его аспирант Валерий Яковлевич Саврей1. — Каковы были первые впечатления от работы в ИМК? Я поступила в Институт в 1992 году, по просьбе Вяч. Вс. Он меня достаточно долго уговаривал, я колебалась; никакого особого желания или намерения работать там у меня не было. Для меня это стало бы уже вторым местом службы (основное — Институт славяноведения РАН), но я все же согласилась. Согласилась, как сейчас понимаю, по очень большому легкомыслию, не удосужившись узнать, с кем и как мне предстояло вместе работать. Не знала, что институт «отпочковался» от кафедры Истории и теории мировой культуры Философского факультета МГУ и что заместителем Вячеслава Всеволодовича был востоковед А. А. Вигасин2. Первой коллегой, с которой я познакомилась, была Л. О. Зайонц. По распоряжению Вяч. Вс. я возглавила отдел русской культуры, плохо себе представляя, что, оказывается, сместила на этом посту индолога Владимира Николаевича Романова. Никаких внутренний конфликтов это за собой не повлекло. На первом собрании Владимир Николаевич скромно сел в последний ряд, а я, ничтоже сумняшеся, стала «руководить» и далее собирать отдел. К уже работавшим А. Л. Осповату, Н. Н. Мазур, О. Е. Майоровой и Л. О. Зайонц прибавились М. И. Шапир со своей группой (вами и И. А. Пильщиковым, позднее В. С. Полиловой — это было его условием), М. Л. Спивак, М. В. Завьялова. Помимо заведования отделом, я фактически стала выполнять функции заместителя директора. Это выражалось в том, что мне пришлось ходить по высоким кабинетам, в частности, выбивать комнату, которой у ИМК не было, так что для заседаний каждый раз просили аудиторию в 1-м Гуме3. Параллельно и весь институт стал расширяться, число сотрудников ненамного превысило 20 человек, этим руководил Вяч. Вс. Постепенно стала меняться структура института. Его деятельность должна была соответствовать названию «Институт мировой культуры». Вся мировая культура, однако, входила в сферу внимания сотрудников достаточно прихотливо, своего рода всплесками, поскольку принцип отбора был «от человека», имеющего репутацию в своей области. Так образовались отделы древней, средневековой (с А. Я. Гуревичем)4, христианской (с С. С. Аверинцевым и О. А. Седаковой), русской культуры. Позже образовался отдел Лингвокультурной экологии (сочетание лингвистики и культурной антропологии) во главе с А. Е. Кибриком, который тоже поставил условие: приду со своей группой лингвистов. Антропологию взял на себя В. Л. Кляус. Название отдела было придумано лихо. Помню, как его утверждали на уровне ректората. Все были несколько удивлены, что в гуманитарном институте отдел может называться подобным образом, но утвердили. Первоначально в число сотрудников входили петербуржцы, тартусцы круга Ю. М. Лотмана, но потом с немосквичами пришлось расстаться по формальным требованиям МГУ. После 2000 года у нас наконец появилась своя комната (ауд. 854), табличка, техника (к которой, кроме нашего компьютера, принадлежат доставшиеся от прежних хозяев два громадных потолочных вентилятора, чрезвычайно энергичных — и вымолвить хочет: «Давай улетим!»); в комнате стали оседать книги — кто что принесет. Деятельность стала более упорядоченной. Мы регулярно собирались слушать доклады друг друга, устраивали конференции, организовывали семинары, и это была полная вольница. — В каком смысле? В смысле тематики докладов. Здесь не было никакой обязательности в выборе тем, никаких предписаний. При этом темы относились к разным дисциплинам: лингвистике–компаративистике и типологии, древним культурам, этнографии, истории литературы, истории искусства. Аудиторию составляли ученые различных гуманитарных специальностей. Как стало возможным компетентное обсуждение специальных докладов людьми, которые, что называется, не в теме? Тут нужно вернуться к исходному замыслу и еще раз повторить, что институт создавался по принципу «собирания людей». Вячеславу Всеволодовичу было важно, чтобы сюда пришли люди с высокой научной репутацией: им не предписывалось, чем заниматься. Отсюда и та свобода, о которой я упомянула, отсюда и возможность дискуссий, о которых вы спрашиваете. Помимо профессионализма, думаю, сотрудников объединяет общий уровень знаний, уровень интеллигентности. — Как можно его определить, что именно для вас значит интеллигентность? Это означает понимание того, что нужно знать и чего нельзя не знать. Однажды Вяч. Вс. предложил своему аспиранту список литературы по его теме, а тот, посмотрев, сказал, что не знает французского. Не помню даже, что именно говорил ему в ответ Вяч. Вс. Но он говорил возмущенно, суть была в том, что это его не касается, это проблема аспиранта. Понимаете, неприлично не знать того, что полагается знать. У меня самой было в жизни несколько эпизодов, когда старшие коллеги указывали мне на этот уровень. Вот, представьте, я редактирую статью и встречаю в библиографии сокращение названия журнала — KZ, — которого я не знаю. Жалуюсь Владимиру Николаевичу [Топорову. — МА]: почему автор полагает, что читатели должны догадываться, что это за журнал. Владимир Николаевич погрузился в молчание, по которому я сразу поняла, что он в гневе и что я совершила что-то вроде святотатства. После этого я запомнила на всю жизнь, что KZ — это Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung auf dem Gebiete der indogermanischen Sprachen, begründet von Adalbert Kuhn, oder Kuhns Zeitschrift. — В ИМК развивается семиотический подход к изучению культуры. И это в эпоху, когда семиотика уже не пользуется таким успехом у ученых, как в былые времена. Вы согласны с этим? Какие семиотические исследования ведутся в Институте? Что значит, не пользуется успехом? Она просто стала рутинным методом анализа. Язык — знаковая система, текст — знаковая система, и мы продолжаем это использовать в наших занятиях. Семиотика — очень широкий подход к исследованиям культуры, и он дал свои плоды и в трудах Института мировой культуры тоже. Вообще для меня деятельность ИМК — продолжение того, что началось в 1962 году. Тогда это было нечто небывалое. В 1960 году я оказалась в секторе Структурной типологии Института славяноведения Академии Наук. Мне очень повезло, это определило всю дальнейшую жизнь. В начале было слово — а у нас в начале были Вячеслав Всеволодович Иванов и Владимир Николаевич Топоров. Они работали в этом секторе, Вяч. Вс. был его руководителем, сменив В. Н. (на этом условии В. Н. согласился на первоначальное руководство), и решили устроить семиотический симпозиум. Он подготавливался так: мы все сидели в секторской комнате, и каждый чуть не с потолка называл тему будущего доклада. А. А. Зализняк предложил тогда тему о дорожных знаках; были темы по этикету, по анализу гимнов Ригведы, по лимерикам Эдварда Лира... Видите, это то самое разнообразие, которое характерно для Института мировой культуры до сих пор. Я была очень рада, когда несколько дней назад на Ломоносовских чтениях у нас в Институте наблюдала нечто подобное: и образ Саладина, и исихазм, и итальянский город, и нахско-дагестанские языки, и Ярхо, и человек смеющийся5. Это «неслучайные случайности». Возвращаюсь к истокам. Семиотический симпозиум прошел в Москве в 1962 году, в актовом зале особняка в Трубниковском переулке, где тогда располагался Институт славяноведения6. Тут же нам дали по голове. То есть пришло письмо из ЦК о порочности симпозиума. Тираж тезисов спрятали. Потом, много лет спустя, экземпляры этого тиража оказались в институтском сортире. В 1962 году мы не боялись, что отдел закроют, боялись потом, в 1968 году, после подписантства, но это другая история. Тем не менее в 1962 году семиотику прикрыли. Появился Ю. М. Лотман, о симпозиуме он знал. Он был очень восприимчивым человеком, с живым творческим умом. От классического литературоведения он тогда стал переходить к чему-то принципиально иному. Выяснилось, что можно организовать следующий симпозиум в Тарту. И мы ездили в Тарту и в Кяэрику в 1964, 1966, 1968 и в 1970 годах7. Туда выезжали все основные участники самого первого симпозиума, то есть члены сектора Структурной типологии в Институте славяноведения. Счастливое время! К славистике все это не имело прямого отношения. Мы занимались разными вещами с невероятным энтузиазмом. В институт нужно было ходить два раза в неделю, и я помню, с каким нетерпением ожидался каждый присутственный день! Кроме семиотики, сотрудники сектора занимались кетами: была кетская экспедиция, кетские конференции и сборники. Затем, в начале 1980-х годов, начались экспедиции в Литву. — Значит, особый интерес к литовской культуре, ежегодные конференции в Доме Балтрушайтиса, в организации которых принимает участие Институт мировой культуры и лично вы, — все это тоже восходит к тому, чем вы занимались в Институте славяноведения? Да, конечно! Это давние занятия нашего отдела Структурной типологии. Вячеслав Всеволодович, Владимир Николаевич, Татьяна Яковлевна Елизаренкова и Татьяна Вячеславовна Булыгина, учась в университете, занимались в семинаре у М. Н. Петерсона, который преподавал основы компаративистики, и он пробудил в них также интерес к литуанистике. Литовский — древнейший живой индоевропейский язык. Я сама литовского не знаю, но вслед за коллегами увлеклась и литовским фольклором, и литературой. Я участвовала в экспедиции в Пелясу, белорусскую деревню на границе с Литвой, и там было очень интересно наблюдать пересечение и сплав польской, литовской и белорусской культур и языков. Отсюда темы/названия наших сборников «Балтийские перекрестки» и темы некоторых докладов по кросс-культурному взаимодействию, которые читались в нашем институте. Кроме того, мой сын Коля8 был балтистом, очень интересовался Литвой, и даже получил литовское гражданство за особые заслуги перед страной. — А как началось ваше сотрудничество с Литовским посольством в Москве, с Домом Балтрушайтиса? Благодаря обаянию и личным качествам знаменитого актера Юозаса Будрайтиса. Он был на протяжении 14 лет [c 1996 по 2011] культурным атташе Посольства Республики Литва в России. В обязанности атташе не входит, как можно догадаться, проведение научных конференций, но он интересовался наукой: любознательный человек широких знаний, тонкий интеллигент, артистичный и очень обаятельный. Родом из крестьян, Будрайтис первый в семье получил университетское, юридическое, образование. Он познакомился в Москве с Владимиром Николаевичем и Вячеславом Всеволодовичем, потом с Марией Вячеславовной Завьяловой9, и так началось сотрудничество. Маша очень восприимчива к языкам, она выучила литовский на уровне носителя, и стала работать в посольстве помощницей Будрайтиса. Будрайтису были интересны и научные конференции, и ученые, с которыми он познакомился, и вот так возникли Балто-славянские чтения на Поварской, в Доме Балтрушайтиса, особняке поэта-символиста и первого посла Литвы в советской России. Дом Балтрушайтиса, с его особенной атмосферой делал и наши встречи особенными. Посольство купило роскошный белый концертный стейнвей, и наши конференции всегда заканчивались концертами; кроме того, сопровождались выставками и литературно-художественными выступлениями. Помните, как недавно сюда приезжал Томас Венцлова? Как выступал хор «Маленькая капелла», в котором вы поете? Или как однажды на этом рояле играла швейцарская пианистка Ильзе Волльхаф, жена одного из докладчиков, Ж.-Ф. Жаккара?10 — Конечно, помню, я ей тогда ноты переворачивала. Ну, вот. Итак, конференции в Доме Балтрушайтиса — это прежде всего заслуга Будрайтиса. Его сменили другие атташе по культуре, и мы продолжили работать с ними. Следующим был знаменитый композитор Фаустас Латенас, увы, безвременно ушедший 4 ноября с. г.: он очень помогал нам, очередная конференция закончилась его блестящей фортепианной импровизацией. Он, к сожалению, пробыл на своем посту только год. Мы работали при четырех послах, и каждый год нам гостеприимно давали возможность устраивать конференции на самом высоком уровне, с участием ведущих ученых-балтистов. Последние годы мы проводили конференции под ферулой филолога-русиста, культурного атташе посольства Литвы Инги Видугирите-Пакерене. Увы, в этом году чтения были отменены из-за эпидемии. — Кажется, что во второй половине XX века в Литву вели разные параллельные дороги. Пожалуй, самые известные здесь фигуры — это Наталья Леонидовна Трауберг и Иосиф Бродский. Можете ли вы как-то объяснить это литовское притяжение? По-видимому, у всех были свои контакты. Наталью Леонидовну я знала, но совсем немного, у нее был муж-литовец; она была знакома и с Венцловой, как и Бродский. Наше поколение всегда проводило лето в Прибалтике: в Юрмале, в Паланге, в Пярну. Надо говорить о Прибалтике как об особом регионе для определенного слоя интеллигенции. Это началось в 1950–1960-е годы. Меня впервые повезли в Прибалтику, в Меллужи11, когда мне было лет 13–14. Это бытовая сторона, но она имела значение. — Однако специального интереса к эстонской и даже латышской культуре не возникло. Например, в Пярну, куда уехал Давид Самойлов, не было такого паломничества, как в Тарту. Разумеется. Даже Таллинн не имел такой значимости. В Тарту был Лотман и семиотика. Помню, как приезжал Роман Якобсон с женой Кристиной12. — Не могу не спросить, какими они вам запомнились. Кристина была очень приятная. Настоящая полька, прямо по Бальмонту, прекрасней чем польская панна, и значит, прекрасней всего. Умная. Якобсон поразил меня своей удивительной памятью. Я его видела раньше, мы участвовали в одной и той же конференции. В Тарту я его спросила: «Вы меня, наверное, не помните?» Он ответил: «Почему же? Отлично помню, вы делали доклад…» — и далее в точности воспроизвел название моего доклада. Был день отъезда, мы оставили багаж на вокзале в только появившихся тогда автоматических камерах хранения, чтобы погулять по городу. Когда стали доставать свои вещи, оказалось, что Якобсон никак не может справиться с шифром. Я, смеясь, сказала ему: «Как же так? Вы же из Америки, из страны техники». А он говорит: «Я это и в Америке ненавижу». После этого я узнала, что он даже шнурки плохо завязывал, поэтому носил обувь, в которой шнурки не предусматривались. — Помимо балтийских, у Института мировой культуры были контакты с голландскими славистами. На меня произвело большое впечатление участие в проекте, посвященном авангарду. В 2006 году мы ездили в Амстердамский университет, конференция была очень яркой, выступали и Вяч. Вс. Иванов, и Виллем Вестстейн, и Г. А. Левинтон, и М. И. Шапир, и Н. В. Злыднева, и вы, и другие замечательные ученые. Потом еще была конференция в Москве, в музее Андрея Белого; специальный номер журнала «Russian Literature». Как удалось организовать такое предприятие? У меня были давние знакомства с голландскими славистами: с Яном Ван дер Энгом, основателем «Russian Literature» и главой Славянского семинара Амстердамского университета, Жанной Ван дер Энг-Лидмейер, Виллемом Вестстейном, их учеником и преемником, и с другими — в общем, со всем цветом голландской славистики. Ван дер Энг, когда приезжал в Москву, познакомился с Владимиром Николаевичем и, наверное, с Вячеславом Всеволодовичем. Ему это было очень важно. Выглядел он, как такой, знаете, типичный голландец: высокий, медлительный. Теперь главным редактором «Russian Literature» является Элен Рюттен, а я ее помню еще студенткой. Наш проект по авангарду возник благодаря Виллему Вестстейну, который добился денег от голландского фонда (помог и наш РГНФ). — Наш разговор об Институте мировой культуры привел к рассказам и о начале московско-тартуской школы, и о Доме Балтрушайтиса, и о «Славянском семинаре» в Амстердаме. Да, потому что для меня это все разные стороны одной деятельности, которая началась в 1960 году, когда я пришла в Институт славяноведения. Это определило и мои нравственные, и политические взгляды. Безусловно, Институт мировой культуры — звено цепи, которая завязалась в Институте славяноведения. — Поговорим о корпоративной культуре. Выходит ли творческая работа за пределы помещения Института в здании на Воробьевых горах? Опоязовцы собирались в квартире Бриков, заседания Московского лингвистического кружка проходили в квартире Якобсона. Современные компании устраивают выездные воркшопы и проч. Что-нибудь подобное происходит в ИМК? Насколько это естественно? И что значит неформальное творческое общение для современного гуманитария? Неформальное, творческое общение за чаем, за столом — добрая традиция. В Институте славяноведения это было всегда. Когда мы собираемся своей компанией у кого-то в гостях или у меня дома, разговор volens-nolens переходит на науку или воспоминания. Возникает нечто вроде игры в бисер. Такие беседы очень ценила моя старинная приятельница Елена Владимировна Пастернак. «Мещанство» для нас — не пустое слово, мы всегда старались чего-то подобного избегать. И наши встречи дома, когда мы обсуждаем возможные конференции, идеи, книги или статьи, — часть общей интеллектуальной деятельности. Для меня это естественно, может быть, еще потому, что мама, педагог по фортепиано в ЦМШ13, часто проводила уроки дома. В детстве музыка звучала всегда, но я понимала, что для мамы это была и работа. — Каково, по-вашему, самое важное достижение Института? Я считаю важным, что создано такое место, где на высоком уровне можно говорить на научные темы. Нас объединяет желание, несмотря ни на что, практически бескорыстно заниматься чистой наукой, как искусством. Кроме того, создана особая атмосфера доброжелательности, у нас почти нет конфликтов. Платят нам гроши, мы «свободны от корысти» — и свободны в творчестве. — То есть ученым не надо платить? Если сейчас Институт закроют, то ничего страшного не произойдет? Настоящие ученые все равно продолжат заниматься своим делом? Нет, ученых надо содержать. И должна быть общая организация, отдача, одобрение, система. Я говорю cum grano salis: нищенскими зарплатами и равнодушием к результатам деятельности института Университет дает нам прекрасную возможность сохранять независимость и заниматься тем, чем хотим. Помните просьбу Архимеда: noli tangere circulos meos? — Это прямо надо сделать девизом Института. Мы с Вяч. Вс. обычно в ректорате просили деньги только на издания. И мы их получали. Но преподавать, организовать аспирантуру нам так и не дали. Боюсь, что университету не было дела до тех высоких целей, которые ставил перед нами Вяч. Вс. С точки зрения критериев, которые предъявляются чиновниками от образования, мы, возможно, сделали мало, но с точки зрения наших принципов — не так уж и мало. — Что можно было бы еще добавить о Вячеславе Всеволодовиче? Какие цели он ставил? У него всегда была внутренняя задача — в каждом своем докладе, статье сделать некое открытие. Его и критиковали, и посмеивались над ним, ловили его на неточностях. Но общий знаменатель всегда был в его пользу, потому что он открывал новые горизонты. Вяч. Вс. приезжал весной, читал яркие доклады и лекции, обжигал своими идеями, вдохновлял всех, а осенью уезжал, и Институт работал. Его грандиозный масштаб проявлялся в темах, которые он предлагал для исследования. Они могли казаться нереальными, зато всегда были нетривиальными, других измерений. Последний такой случай был, когда мы составляли программу под грант по возможностям участников, а Вяч. Вс. буквально перечеркнул все планы и сказал: симметрия. О понятии симметрии он написал свою последнюю статью для «Антропологии культуры»14. Я подумала: нереально, кто у нас может этим заниматься? Потом поняла, что размах (величие замысла) более важен. Высокие слова, неосуществимые идеи для науки могут быть весомее, чем каждодневная разработка мелких, скучных тем. Вяч. Вс. показал это, и в этом его значение. — Вспоминаются и другие грандиозные проекты Вяч. Вс., которые он надеялся разрабатывать в ИМК и в РГГУ: симболяриум [словарь-тезаурус символов культуры], культурная антропология. Да, «Русская антропологическая школа» в РГГУ распалась без него. И если распустят ИМК, будет зияние. Оно уже сейчас, после ухода Вяч. Вс., ощущается внутри нас. Среди нас больше нет человека с невероятными идеями, которые вдохновляют и захватывают. Если институт продолжит работу и ему присвоят имя Вяч. Вс. Иванова, это будет проявлением высшей справедливости. 1 Ныне профессор кафедры Философии религии и религиоведения Философского факультета МГУ. 2 Профессор Института стран Азии и Африки, заслуженный профессор МГУ. 3 В 1-м корпусе Гуманитарных факультетов МГУ. 4 Отдел культуры древности, Отдел культуры и науки средневековой и современной Европы. 5 Программу Ломоносовских чтений в ИМК 26.10.2020 см. http://otipl.philol.msu.ru/~imk/wp-content/uploads/2020/11/lomonosov-2020.pdf 6 Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. В его организации, помимо Института славяноведения и балканистики АН СССР, принимал участие Совет по кибернетике при Президиуме АН СССР. Сборник тезисов назывался так же: «Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов», Москва, АН СССР, 1962. См.: https://inslav.ru/images/stories/pdf/1962_Simpozium_po_strukturnomu_izucheniju_znakovyx_sistem.pdf 7 Конференции назывались «Летние школы по вторичным моделирующим системам». Тезисы докладов печатались в год их проведения, см.: Программа и тезисы докладов в Летней школе по вторичным моделирующим системам, 19–29 авг. 1964 г. Тарту, 1964; Тезисы докладов во второй Летней школе по вторичным моделирующим системам, 16–26 авг. 1966 г. Тарту; III Летняя школа по вторичным моделирующим системам. Кяэрику, 10–20 мая 1968 г.: Тезисы. Тарту, 1968; Тезисы докладов IV Летней школы по вторичным моделирующим системам. 17–24 авг. 1970 г. Тарту, 1970. С 1964 года стали выходить «Труды по знаковым системам» как очередные выпуски «Ученых записок» Тартуского университета. 8 Николай Михайлов, 1967–2010, лингвист. 9 Сотрудница Института славяноведения и Института мировой культуры. 10 Жан-Филипп Жаккар — швейцарский славист, переводчик, специалист по русскому поэтическому авангарду и обэриутам. 11 Дачный поселок в Юрмале. 12 Кристина Поморска. Якобсон принимал участие в работе Летней школы по семиотике в 1966 году. 13 Центральная музыкальная школа при Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского. 14 Серийное издание ИМК, статья Вяч. Вс. Иванова «Общее понятие симметрии применительно к различным областям знания» предполагается к изданию в 6-м выпуске «Антропологии культуры». В 2014–2016 годах в МГУ Вяч. Вс. Иванов сделал несколько докладов о понятии симметрии. http://ruthenia.ru/document/553151.html 16.12.1950 – 20.11.2020
Скоропостижно скончался Николай Алексеевич Богомолов, ведущий специалист по литературе русского Серебряного века, автор фундаментальных работ о творчестве Ходасевича, Брюсова, Кузмина, Вяч. Иванова, современной русской поэзии. Мы скорбим вместе с родными и близкими Николая Алексеевича об этой невосполнимой утрате.
Кафедра русской литературы Тартуского университета http://ruthenia.ru/document/553149.html 08.05.1932–14.11.2020
Ушел из жизни Мирон Петровский, блестящий знаток русской культуры XX века, автор замечательных работ о детской литературе, русском романсе, Михаиле Булгакове. Все, кому посчастливилось общаться с Мироном Семеновичем, помнят его интеллектуальную и душевную щедрость, доброжелательность и внимание к работам коллег. Разговоры с ним, легко перетекавшие от научных сюжетов к мемуарным, от злободневных тем – к историческим, всегда были для собеседников подарком. Книги и статьи М. Петровского, соединяющие ориентацию на широкого читателя со строгостью историко-литературной перспективы, смелость догадок – с точностью аргументации, входят в золотой фонд русского литературоведения. Мы скорбим и выражаем глубокое соболезнование семье, родным и близким Мирона Семеновича.
Кафедра русской литературы Тартуского университета http://ruthenia.ru/document/553148.html
|
.
